– Особенность всех ведьм, – пояснила она. – Ведьмовство продлевает тебе жизнь, но не молодость, просто ты очень долго остаешься старой. А вы и вовсе не стареете, – добавила она.
– Да, мы не стареем.
– И тем не менее вас можно победить. Улыбка не исчезла с лица королевы, просто застыла – такую улыбку, как правило, видишь, когда человек не совсем понял смысл сказанного и теперь не знает, что ответить.
– Ты вмешалась в пьесу, – продолжала матушка. – Наверное, ты еще не осознала, что натворила. Пьесы и книги… за ними нужен глаз да глаз. Иначе они обратятся против тебя. И я об этом позабочусь.
Она дружески кивнула измазанному синей краской эльфу, облаченному в плохо выделанные шкуры.
– Верно, Душистый Горошек?
Королева нахмурилась:
– Ты ошибаешься, его зовут иначе.
– Увидим, – просияла счастливой улыбкой матушка Ветровоск. – Сейчас людей стало гораздо больше, многие живут в городах и об эльфах ничегошеньки не знают. И в головах у них – железо. Ты опоздала.
– Люди всегда в нас нуждались, – возразила королева.
– Неправда. Иногда они о вас мечтают. Но это совсем другое. Кроме того, все ваше хваленое золото исчезает при первом же солнечном луче.
– Но есть и такие, которые скажут, что главное – золото, пусть даже на одну ночь.
– Таких людей нет.
– Золото лучше, чем железо, старая карга, глупая девчонка, которая постарела, но так ничего и не достигла, так никем и не стала.
– Нет. Оно просто мягкое и блестящее. На него приятно смотреть, но оно ни на что не годится, – ответила матушка по-прежнему спокойным и уверенным голосом. – Нас окружает реальный мир, госпожа. Это я знаю точно. И реальные люди. У тебя нет на них никаких прав. У людей и так достаточно забот – только потому, что они люди. Ты со своими сверкающими волосами, сверкающими глазами и сверкающим же золотом не нужна им – вечно молодая, вечно поющая, но ничему так и не научившаяся…
– Раньше ты считала иначе.
– Это было давно. Кстати, моя госпожа, я могу быть старой, могу быть каргой, но я не глупа. А ты – совсем не богиня. Я ничего не имею против богов и богинь, если они находятся на своих местах. Но они должны быть созданы нами самими. Чтобы мы могли разобрать их на части, когда надобность в них исчезнет. А эльфы в сказочной стране, ну, может, они и нужны – иногда, чтобы люди благополучно пережили свое железное время. Но я не потерплю эльфов здесь. Вы заставляете нас хотеть то, что мы не можем иметь, вы даете нам то, что ничего не стоит, а забираете все, оставляя лишь голые холодные склоны, пустоту и смех эльфов.
Она сделала глубокий вдох.
– Так что можете проваливать обратно в свою страну.
– А ты нас прогони, старуха.
– Я знала, что ты именно так и скажешь.
– Весь мир нам не нужен. Достаточно этого маленького королевства. И мы возьмем его, хочет оно того или нет.
– Только через мой труп, госпожа.
– Ну, раз ты ставишь такие условия…
Королева нанесла мгновенный мысленный удар – так кошка бьет своей лапой.
Матушка поморщилась и чуть подалась назад.
– Госпожа?
– Да? – откликнулась королева.
– Значит, играем без правил?
– Правила? А что такое правила?
– Так я и думала, – кивнула матушка. – Гита Ягг?
Нянюшке удалось повернуть голову.
– Моя шкатулка. Помнишь? Та, что лежит в комоде. Ты знаешь, что надо сделать.
Матушка Ветровоск улыбнулась. Королева пошатнулась, как от пощечины.
– А ты научилась, – прошипела она.
– О, да. Я так и не зашла в твой круг. Потому что понимала, к чему это приведет. Значит, мне нужно было учиться. И я училась. Всю свою жизнь. Я выбрала трудный путь, и трудный путь – он труден, но все ж не настолько, насколько труден простой путь. Я училась. У троллей, у гномов и у людей. Даже у камней.
Королева заговорила тише:
– Нет, тебя не убьют, – почти прошептала она. – Обещаю. Тебя оставят в живых, чтобы ты пускала слюни, бормотала, и ходила под себя, и бродила от двери к двери, собирая объедки. Чтобы слышала, как люди говорят: «Вот идет та самая сумасшедшая старуха».
– Обо мне это и так говорят, – усмехнулась матушка Ветровоск. – Думают, я ничего не слышу.
– Но внутри, – продолжила королева, не обращая внимания на матушкины слова, – внутри я сохраню часть тебя, которая будет видеть твоими глазами, будет видеть то, во что ты превратилась. И никто тебе не поможет. – Королева подошла совсем близко, глаза ее сверкали ненавистью. – Никто не пожалеет безумную старуху. Ты будешь жрать все подряд, лишь бы остаться в живых. А мы постоянно будем рядом, в твоей голове, чтобы ты не забывала. Ты могла стать великой, могла столького достичь. И ты будешь понимать это и будешь умолять небеса, чтобы эльфы в твоей голове замолчали.
Дальнейшей реакции королева явно не ожидала. Матушка Ветровоск вдруг стряхнула с рук веревки и закатила ей звонкую пощечину.
– Ты угрожаешь мне этим! – воскликнула она. – Мне! Женщине, которая уже начинает стариться!
Королева эльфов провела пальцами по багровому пятну на щеке. Эльфы подняли луки, ожидая приказа.
– Уходи, госпожа, – сказала матушка. – Ты называешь себя богиней, но ничего не понимаешь, абсолютно ничего. То, что не может умереть, не может жить. То, что не может жить, не может измениться. То, что не может измениться, не может научиться. Крошечное создание, умирающее в траве, знает больше тебя. Ты права. Я старше. Ты прожила дольше меня, но я старше. И лучше. А это, госпожа, совсем не сложно.
Отраженный мысленный удар бросил нянюшку Ягг на колени. Матушка Ветровоск прищурилась.
– Неплохо, – прохрипела она. – Но я все еще стою и на колени не опущусь. И у меня еще есть сила.
Один из эльфов кубарем покатился по земле. На сей раз пошатнулась королева.
– Прекрасно, прекрасно, но я не буду тратить на тебя свое драгоценное время, – промолвила она и щелкнула пальцами.
Тишина. Королева оглянулась и посмотрела на своих эльфов.
– Они не могут выстрелить, – пожала плечами матушка. – Но тебе ведь это не нужно, правда? Слишком простой конец?
– Ты удерживаешь их?! Невозможно! У тебя нет столько силы!
– Хочешь узнать, сколько у меня силы, госпожа? Мы выясним это прямо здесь, на траве Ланкра…
Матушка шагнула вперед. Воздух буквально трещал. Королева вынуждена была отступить.
– Мы выясним это на моей территории, – сказала матушка.
Она снова ударила королеву, на этот раз почти нежно.