Хотя на часах уже стукнуло десять вечера, в кабинете розыскного отдела Краснобубенской таможни горел свет. Сёма Пензюшкин нервно ходил из угла в угол. Альгис Казлаускас, коверкая русские и литовские слова, второй час пытался разучить народную литовскую песню «Ой ты мой дубочек». В песеннике было указано, что про дубочек положено петь протяжно. Казлаускас чётко следовал инструкции, в связи с чем у бедолаги Пензюшкина уже довольно давно ныли зубы.
— Да заткнёшься ты или нет! — наконец не выдержал Сёма. — Чтоб тебя твои литовские черти в ад унесли!
— С оккупантами не расскавариваю! — мимоходом отозвался Казлаускас, продолжая терзать «Дубочек».
— Чудила нерусская!
— Кто чудил-л-ла?
— Тихо, горячие литовские парни! — в кабинет эффектно вплыл Коромыслов. Ссора между Пензюшкиным и Казлаускасом затухла, не успев как следует раскочегариться.
— Ну! Ну!!! — не выдержал Человек-собака.
— В цвет! — модно, по-сериальному, отчитался Коромыслов. Зубочистка эффектно совершила путешествие от левого уголка рта к правому. — Есть тема, Сёма! Есть!..
Рейсы на вылет начинались в пять часов утра. Первым бортом, покидающим сонный Краснобубенск, значился Франкфурт. Американец с картиной вполне мог вылетать на нём. Весь состав розыскного отдела патрулировал аэропорт. Отдел, непосредственно занимающийся оформлением пассажиров, в известность было решено не ставить.
— Не доверяю я этим взяточникам! — вынес вердикт Никита Антонович Хамасюк. — Раскроемся — сорвут операцию!
Срывать операцию, как выяснилось, было некому. Из всей дежурной смены в зале «отправления» идентифицировался всего лишь один инспектор — Зайцев. Страдая тяжким похмельем, Зайцев уныло измерял неверными шагами «зелёный» коридор. На пассажиров он принципиально не обращал никакого внимания.
Между тем регистрация на Франкфурт закончилась. Далее заторопились туристы на Париж и Берлин. Никакого американца с антикварной картиной не наблюдалось.
— Смотри мне, Коромыслов! — прошипел Никита Антонович. — Не будет америкоса и тебя… не будет!
«Ну, Жмых! — занервничал Крутой Уопер. — За всё ответишь, падла!»
И тут, под звон невидимых колоколов, в павильон отправления вошёл высокий представительный мужчина средних лет. В руках мужчина держал некий предмет (метр на полтора), завёрнутый в промасленную бумагу.
— Он! — выдохнул Человек-собака. — Гадом буду, он!
Мужчина, одаривая окружающих белозубой улыбкой, проследовал на таможню. Миновав икающего Зайцева, он устремился к стойке регистрации.
— Берём! — подал команду Хамасюк.
— Всем стоять! Работает ОМОН! — зачем-то заорал Пензюшкин. Пассажиры замерли в различных позах, напоминающих детскую игру «Море волнуется…». Казлаускас схватил мужчину за руку, Коромыслов вцепился в обёрнутый бумагой предмет.
— Предъявите содержимое! — Хамасюк, расставив короткие толстые ножки, встал перед иностранцем, загородив тому путь к стойке регистрации.
— О-о! — заулыбался потенциальный контрабандист. — What's happen?
— Надо бы по-английски с ним поговорить, — решил Хамасюк. — Пензюшкин, ты язык в школе учил? А ну, попробуй!
Сёма прокашлялся и подступил к нарушителю:
— Ты… то есть вы… это… опен! — он задумался и неуверенно добавил. — Плиз!
— О! — сказал американец. — Of corse!
Он легко сбросил бумагу, и перед глазами оперов предстала… «Джоконда». Та самая «Джоконда» небезызвестного Леонардо да Винчи.
— О-па! О-па! — запричитал Коромыслов. — Я знаю, мля! Этой картине цены нет! Как бишь её? «Джоконда»!
Хамасюк обнюхал полотно:
— Действительно, «Мона Лиза»!
— Да нет, не «Мона Лиза», а «Джоконда»! — поправил его Коромыслов, а про себя подумал: «Видать Антоныч в искусстве ни бум-бум!»
— Что-то она у вас слишком широко улыбается! — заметил подошедший Зайцев.
— Ты вообще молчи! — обиделся за «свою» картину Крутой Уопер. — Ещё разберёмся, как ты её пропустил!
— Насколько я знаю, — вмешался Казлаускас. — «Джоконда» висит в Лувре.
— В Лувре? — переспросил Пензюшкин. — Где это?
— В Париже.
— В Париже? Так что, мы транснациональную ОПТ раскрыли! — восхитился Пензюшкин. — Никита Антонович, надо в Интерпол звонить!
— Я новости вчера по ящику смотрел, — снова влез Зайцев. — Там про кражу «Джоконды» ничего не было.
— Так тебе сразу всё и скажут! — сарказму Пензюшкина не было предела.
— Sorry! — вдруг запричитал забытый всеми американец. — Sorry, it is grotesque! Joke!
— Разберёмся! — процедил Коромыслов. Так говорили герои его любимого сериала.
— I need a consul! — застонал американец. Он не понимал, что происходит, но то, что эти люди его сильно не любят…
— Евгений Робертович! — орал в мобильную трубку Хамасюк. — Можете доложить в управление. Силами моих подчинённых задержана всемирно известная картина — «Джоконда». Она же, «Мона Лиза». Прошу связаться с Интерполом и выяснить, когда бесценное творение живописи похищено из парижского музея. Из какого? Из Лувра, конечно! Обнаружено мною, Хамасюком Никитой, а так же группой оперативных работников. Фамилии? Не важно! Люди не за премии работают, а за совесть! Да, америкосу вызвали консула. Сейчас притащится. Только что он скажет? Картина на лицо! То есть, на лице! Да нет, я не пьян, просто радуюсь!
— Никита Антонович! — браво доложил Пензюшкин. — За экспертом машину отправили.
— Отлично! — Хамасюком овладело деловое возбуждение. — Давайте-ка американца поспрашаем, пока он горяченький.
Вперёд вытолкнули Пензюшкина, как носителя языка.
— Э-э, мистер Слаун, — заглянув в синий паспорт американца, начал Сёма. — Вот из ёр нейм?
— Слаун, — слегка удивившись, ответил контрабандист. — Джордж Слаун.
— Гуд! — Человек-собака показал мистеру Слауну большой палец. — Хау олд ар ю?
— Fifty, — пожал плечами Слаун.
— Ты про картину, про картину его спроси! — не выдержал Хамасюк.
— Айн момент! — жестом успокоил начальника Пензюшкин. — Где, то есть вере из ю взять э картина? Ху из ваши сообщники?
— Поаккуратней, без мата, — попросил Хамасюк. — Интурист, всё-таки.
Американец беспомощно переводил взгляд с Пензюшкина на Хамасюка и обратно:
— What do you want?
— Чего он говорит? — снова не выдержал Никита Антонович. — Кто сообщники?
Пензюшкин подумал, молча пошевелил губами:
— Хитрый гад! — наконец сообщил он свою версию перевода. — Запутывает!
Тем временем регистрация на борт мистера Слауна закончилась. Он запаниковал и попытался объяснить этим русским, что он не нарушал никаких законов и просто хочет улететь на Родину.