(Реплика по поводу учебы в ГИТИСе)

Я — советский Луи де Фюнес!

Смешное зрелище многого стоит. У меня была маска бесшабашного, веселого, правда, туповатого, но хорошего, своего парня. Зритель покупался именно на эту «хорошесть». Кстати, я и сам хороший. Сердцевина у этого героя моя.

Я совсем другой теперь. «Советским» быть перестал. В первую очередь исчезло чувство страха. Я свободен. Я очень раскрепостился — и внешне, и внутренне. Этого мне всегда не хватало. Но я потрясен тем, насколько вы здесь переменились! Смелые, открытые, свободные люди. Горбачев провернул великое дело — раскачал систему. Разве мало?! Все придет постепенно, все у вас получится.

Я не скрываю, что потерял славу, всенародную любовь. Я принес их в жертву другим сторонам жизни. За все приходится платить. Мой выбор сделан. В жизни выиграл, в славе проиграл.

Я люблю жизнь. Помните, как обозначена цель человеческого существования в Екклесиасте? «Веселиться и делать доброе в жизни своей».

Если бы я сейчас начинал жизнь сначала, у меня была бы одна жена и много детей. В ближайшее время я собираюсь жить и наслаждаться жизнью.

(Из последней беседы с друзьями)

Анекдоты и шутки из жизни Евгения Леонова

Евгений Павлович Леонов (2 сентября 1926, Москва, — 29 января 1994, Москва) — выдающийся советский и российский актер театра и кино, Народный артист СССР (1978), Лауреат Государственной премии СССР (1976), Государственной премии Российской Федерации (1992). Снялся более чем в восьмидесяти кинофильмах, среди которых такие как «Полосатый рейс», «Донская повесть», «Белорусский вокзал», «Джентльмены удачи», «Большая перемена», «Афоня», «Дуэнья», «Кин-дза-дза» и многие другие.

Жил был мальчик в обычной трудовой семье. Шла великая и долгая война. Пришлось рано пойти работать. В жизни было много тревог, лишений и настоящего человеческого горя. Мальчик запомнил одну юмористическую сценку Ивана Горбунова — родоначальника литературно-сценического жанра, — и ему не терпелось кому-нибудь ее пересказать. Благодарные слушатели и зрители находились и в цехе, где он работал учеником токаря, и на заводе, и во дворе. Люди простодушно смеялись и одаривали мальчика заслуженными аплодисментами. Радость от того, что он подарил людям смех и веселье среди тяжелых будем, навсегда поселилась в душе юного артиста.

Прошло много лет, и на экранах телевизоров появился обаятельный мультипликационный медведь Винни-Пух как будто английского происхождения, но совсем не в английскую породу. Британский медведь — поджарый джентльмен, набитый опилками с маленькими глазками пуговками, а наш Винни круглый, добрый, веселый, с большими удивленными глазами — ну просто точь-в-точь Евгений Павлович Леонов.

Артистический талант и необыкновенную доброту Евгений Леонов унаследовал от мамы — Анны Ильиничны, простой табельщицы. Она могла так занимательно и вдохновенно рассказывать разные истории, что в их небольшие две комнатки набивалось полным-полно соседей и друзей, они весело хохотали над незамысловатыми рассказами и не торопились покидать веселый спектакль одного актера. Тонкое восприятие театрального действия впервые проявилось у Жени в пятом классе. Ставили школьную пьесу, и будущий знаменитый артист играл роль денщика. Увы, премьера не состоялась, но всем запомнился пухлый смешной мальчик с живой мимикой и потешными ужимками. Вторая попытка проникнуть в тайны лицедейства произошла во время войны, когда пятнадцатилетний Евгений работал учеником токаря на заводе. Юноша пошел разыскивать театральную студию, но, страдая болезненной застенчивостью, стеснялся спросить точный адрес. Долго петлял по улицам и, наконец, на Самотечной площади нашел вывеску: «Управление искусств», радостно с замиранием сердца зашел, оказалось, что он попал в отдел книгоиздательств…

Продолжалась война и работа, наступил 1943 год, и нескольких молодых рабочих, в том числе и Евгения, послали учиться в авиационный техникум имени Орджоникидзе. Однако артистический талант требовал выхода. Леонов учил наизусть Чехова, Зощенко, Блока и Есенина. Читал миниатюры на вечерах в техникуме, и все его называли, как когда-то в школе, «наш артист». Единственный родственник семьи Леоновых, имеющий близкое отношение к театру, был дядя, служивший в Комитете по делам искусств. Евгений часто делился с ним своими мечтами. И однажды дядя попросил племянника что-нибудь почитать, юный Евгений Павлович с энтузиазмом и пафосом гражданина страны Советов стал читать «Стихи о советском паспорте». Когда он угрожающе взял самую высокую ноту в волнующей строке: «Я волком бы выгрыз бюрократизм», дядя чуть не упал со стула. Женя, не теряя темпа, торжественно дочитал до конца. Единственный зритель без остановки хохотал несколько минут, и вердикт его был суров: «Женя, это очень плохо, очень. Женя, у тебя культуры маловато, надо учиться, по театрам ходить».

На третьем курсе техникума Леонов решил поступить в Московскую театральную студию при Большом театре. Студия была очень интересная, она была организована в 43-м или 42-м году, руководил ею Р. Захаров, известный балетмейстер Большого театра, преподавала Екатерина Михайловна Шереметьева, ученица В. Н. Давыдова, она вела драматический класс. На драматическое отделение был большой конкурс. Воспоминания самого Евгения Павловича: «Не надеялся, что меня примут в театральную студию. Вырядился в пиджак брата, пришел. Красивая, молодая, хотя и седая женщина — Екатерина Михайловна Шереметьева, художественный руководитель, — двадцать пять студийцев. Они уже учились. Им интересно, кто еще. Начал апробированным «Оратором» из Чехова. В техникуме сокурсники над ним хохотали до слез. Какой там хохот. это тебе не авиатехникум — гробовая реакция. И я понял, что проваливаюсь со страшной силой.

— Что-нибудь еще есть? — вежливо спросила Екатерина Михайловна.

— Есть, — говорю, — Чехов, «Купальня», но это еще хуже.

Тут в первый раз все рассмеялись.

Спас меня Блок. Я очень люблю его стихотворение «В ресторане»: «Никогда не забуду. Он был или не был, этот вечер.». Блок всех заинтересовал. На глазах у меня появились слезы.

— О чем это? — спросил кто-то из жюри.

— О любви прекрасной, — стыдясь высоких слов, сказал я.

И это стихотворение Блока спасло меня, примирило и с моим пиджаком, и с моей курносой физиономией, и с недостатком культуры. Потом, говорят, развернулось целое собрание, стали просить Екатерину Михайловну Шереметьеву, она сказала, что я, мол, очень серый, неотесанный, но ее стали снова просить: «Мы поможем», и меня приняли в студию. Я пошел в Главное управление учебных заведений, и меня официально перевели из одного учебного заведения в другое, хотя этот перевод был очень сложен. Началась учеба, я пропадал в студии с 8 утра до часу ночи. Я был увлечен учебой, делал какие-то успехи, особенно в этюдах, что-то придумывал, ломал голову. Я мечтал стать артистом.»