Собаку Цуцика запустили в Интернет. Каждое утро уже немолодой и грузный Мирон Белкин шел в эмиграционную службу города Денвера как на работу. Он усаживался за пульт в специально отведенной комнате и промокал себя платочком. Ровно в одиннадцать десять по команде «Собаки пошли!» Белкин припадал к экрану компьютера. На экране появлялась первая дворняжка…
Псы шли, как на параде, один за другим, но родного лица Мирон Осипович Белкин не встречал вот уже вторую неделю.
А тем временем сто тридцать два сыщика-догмастера при активной поддержке местных полиций с перерывами на ланч (по-ихнему – еду) прочесывали Францию, Германию и прилегающую территорию. Ими была отловлена и с извинениями отпущена семьсот шестьдесят одна бродячая собака. Но профессионалы не унимались – они шерстили Европу только так и поутру уже докладывались. Рапорты по-прежнему принимал сам Белкин. Уже двенадцатый день усталый старик Мирон Осипович держал руку на пульсе Европы…
И вот случилось!
В один из дней уже на исходе второй недели из студии эмиграционной службы американского города Денвера, начиненной наисовременнейшим оборудованием, раздался страшный крик. Вопил сам Белкин:
– Верните, немедленно верните изображение!
Отвертев десять собак назад, изумленный компьютерщик увидел, что Белкин, потеряв над собой контроль, весь в слезах, лезет к экрану целоваться. Сомнений быть не могло: или он сошел с ума, или…
Да, на экране был именно он, донецкий двортерьер Цуцик, обнаруженный вчерашним днем европейскими файндмастерами по собакам. Его нашли в пригороде Большого Парижа – Булони-Бийанкуре. И, представьте себе, по тем самым приметам: «добрый, ласковый, а чуткий!..»
А надо сказать, что эту душещипательную историю с самого начала денно и нощно отслеживали СМИ, американские. И эти самые средства в тот благословенный день в нью-йоркском аэропорту составляли основную массу встречающих.
Но – передадим слово донецкой сестре Белкина Мирре Осиповне, тоже Белкиной:
– Позвонил. Я сразу даже не узнала его голос. Кричит: «Маруся! Включай, – явно сам не свой, – каналы с 35-го по 49-й, американское НТВ! Сегодня наша семья стала звездами Америки!.. А «Нью-Йорк таймс» еще ты не листала?!»
Мирра Осиповна даже испугалась: «Мирон, что случилось?!»
И тут Мирон Осипович в трубку расплакался: «Маруся, милая, наш Цуцик отыскался!»
– Вот тут уже заплакала и я. И – смешной момент. И очень трогательный. Мирон же всем раструбил, что Цуцик – это как член их семьи. Так вот в то же самое утро прямо в аэропорту ему вручают телеграмму – от кого б ты думал?
Читает: от Клинтона Билла Уильяма Джефферсона!
Я не удержался:
– Это который Билл Клинтон?!
– Ну конечно! А в телеграмме: «Поздравляю воссоединением семьи. Президент Соединенных Штатов…» Ну и т. д. Сам ведь отличный семьянин, Клинтон, ему ли было не понять, что такое эта встреча! Вот и телеграмма! В самый раз…
Вроде все отлично. Но без подлых же нельзя! Одна их желтая нью-йоркская газетка – «Voice of Brighton Beach» («Голос Брайтон-Бич») поместила фотографии, как Белкин и его Цуцик на первой, при встрече, обнимаются и на другой – уже целуются.
С кем не бывает!
Но эти, падкие на дешевую сенсацию, дали скабрезный заголовок типа «Детектива любоф». Ну и далее по тексту. И представили из Мирона, извиняюсь, но едва не зоофила. Это же смешно: уважаемый Белкин – и зоофил. Ладно бы здоровая собака, но Цуцик – он же махонький такой!
Теперь Мирон и его Мишанич собираются судиться. И вчинить этому «Войсу» иск на сумму аж двести тысяч долларов Америки. За ущерб. Конечно же, моральный.
И правда на их стороне. За дело взялись известные всей Америке адвокаты Гопкин и Сол Цукерторт. А если за дело взялись Цукерторт и Гопкин, то им выиграть – плевое дело…
И теперь, когда мне говорят, что двести тысяч на дороге не валяются, я им отвечаю: а разве Цуцика Мирон нашел не на дороге?!
Вот и выходит, что именно столько – двести тысяч и ни центом меньше – стоит собака, подобранная в городе Донецке в мусорке на улице Патриотической…
Сидя на пороге собственного дома, тоже Белкина дрожащей рукой завизировала «Цуцика»: «Все верно!» – и таким же дрожащим голосом спросила: «А нам за это ничего не будет?» На что я убежденно ей ответил: «По-моему, Мирра Осиповна, хуже, чем сейчас, нам просто быть уже не может. Вот не может!»
Мирра Осиповна вздохнула и поплелась собираться в дорогу…
– Слава, ты гений, ты вообще талант! – как-то позвонил мне Суховерко. – Только ты!
– Что – я? Что – я?
Я даже испугался: что случилось?
– Ты должен выдать материал, как ты умеешь!
Оговорили тему. Писал с азартом, а местами – с упоением. Как и ожидал, статья была одобрена. Мой работодатель Суховерко пригласил меня в кафе «Три толстяка», а в Донецке это – о, это очень дорогое заведение. Я по-всегдашнему отнекивался, мне неловко вроде. А Суховерко – он напорист, молодец:
– Слава, какие разговоры, ты талант! – уговорил. – Ты заработал!
Ну, являюсь.
Он встречает. Весь в бабочке, что выдавало артистичную натуру, весь в духах. А я…
– О, Слава, ты гений, привет! Кушать будешь?
Ну, думаю, а для чего ж ты пригласил меня сюда? Уже вошли… А вслух – ох, моя деликатность! – замялся:
– Ну, не знаю…
А сам хочу – аж умираю, так хочу.
– Значит, будешь! – Суховерко. – Официант! – и он эффектно щелкнул пальцами.
Та подходит.
– Так, два «Сада моей бабушки»!
А я как не с того куста. Я от жизни умственно отсталый: что такое этот «Сад» – убей, не знаю. И:
– А что такое этот «Сад»? – ввернул.
– Тихо! – Суховерко зыркнул на меня. – Не позорь меня, деревня, это чай!
Записала, отошла.
– Официант!
Думаю: он вспомнил о еде!
Она вернулась…
Суховерко:
– Так, два «Сада» – и курицу!
– Две?
– Я ж сказал: одну!
Записала, отошла.
Бедный, бедный Суховерко! – я подумал, – ой, какой он! Видно, на две не хватило. Что ж, я с ним, конечно, поделюсь, что, безусловно, только скрепит отношения. Нет, недаром же поется: «Мы хлеба горбушку – и ту пополам»…
– Официант!
Я вздрогнул. Она возвратилась.
Суховерко ей:
– Спасибо!
Вот галантный!
Подают нам два чая и курицу. Когда она салфеткой приподняла… Под куполом крышки паровало человеческое счастье: в позе «Съешь меня!», растопырившись на блюде, лежала волшебная курица.