— В наши дни их столько, что и не упомнишь, — пробормотала почтмейстерша.
— Не хотите посмотреть на этот скверик? — спросила Энни. — Я с охотой вам все покажу.
— То есть, памятную доску? — отозвался Дюран. — Не стоит. — Он потер руки. — Скажите лучше, где здесь поблизости имеется хороший ресторан, с баром?
— После пятнадцатого июня — на каждом шагу, — сказала почтмейстерша, — но сейчас все рестораны закрыты. В аптеке можно купить сандвич.
— Нет, — сказал Дюран, — уж лучше я отправлюсь дальше.
— Послушайте, — вмешалась Энни, — раз уж вы все равно оказались в нашем городе, вам непременно нужно дождаться парада.
— После семнадцати лет в армии мне только этого развлечения не хватало, — проворчал Дюран. — Какого еще парада?
— В честь Дня Памяти, — пояснила Энни.
— А я думал, День Памяти завтра.
— Дети пройдут парадом сегодня. Завтра школа закрыта. — Энни улыбнулась. — Боюсь, майор, вам так или иначе, но придется перенести еще один парад. Они уже идут.
Дюран вялой походкой вышел вслед за ней на улицу. Здесь уже был слышен оркестр, хотя сами участники парада еще не появились.
— Они идут от одного сквера к другому, — пояснила Энни. — Нам, пожалуй, стоит подождать их в скверике Джорджа.
— Как скажете, — равнодушно отозвался Дюран. — Там, по крайней мере, рукой подать до пристани, где стоит мой катер.
И они пошли вниз по улице — к пристани и «Веселому Роджеру».
— За скверами прилежно ухаживают, — заметила Энни.
— Как всегда, — отозвался Дюран, — как всегда.
— Вы спешите еще куда–нибудь?
— Я? — с горечью переспросил он. — Я? Меня никто и нигде не ждет.
— Понимаю, — опешив, пробормотала Энни. — Извините.
— Это не ваша вина.
— То есть?
— Я армейский служака — такой же, как и Джордж. Лучше бы меня пристрелили, а потом поставили памятную доску. Живой я никому не нужен.
— А вот и сквер, — негромко сказала Энни.
— Где? А… вижу.
Сквер имени Джорджа Пефко представлял собой треугольник травы шириной в десять футов, рассеченный пешеходной дорожкой. В центре его лежал плоский камень, на котором была прикреплена металлическая памятная доска, такая маленькая, что ее легко было не заметить.
— Мемориальный сквер Джорджа Пефко, — проговорил Дюран. — Бог ты мой, хотел бы я знать, что сказал бы об этом сам Джордж.
— Ему бы, наверное, понравилось, — робко предположила Энни.
— Да он бы помер со смеху.
— Не вижу, над чем здесь смеяться.
— Не над чем, конечно, если не считать того, что все это показуха. Кому нужен Джордж? Кто о нем помнит? Просто уж таков людской обычай — ставить в честь погибших памятные доски.
Оркестр был уже виден — восемь подростков, шагавших вразнобой, огибали угол с самоуверенным, гордым и нескладным шумом, который сами они считали музыкой.
Перед ними ехал городской полицейский, растолстевший от безделья, истый представитель власти — куртка, краги, пистолет, наручники, дубинка и портупея. Словно не замечая, как дымит и кашляет его мотоцикл, он с горделивым видом медленно выписывал вензеля перед шагающей колонной.
За оркестром плыло, словно само по себе, лиловое облако. Школьники несли букеты сирени. Вдоль колонны шагали учителя, строгие и суровые, точно методистские пасторы, звучали их команды.
— Сирень в этом году успела расцвести в срок, — заметила Энни. — Такое случается не всегда.
— Вот как? — безразлично отозвался Дюран.
Учитель дунул в свисток. Колонна остановилась, и Дюран вдруг обнаружил, что прямо на него шагает, высоко поднимая колени, с десяток ребятишек. Глаза их округлились от сознания важности момента, в руках лиловели охапки сирени.
Дюран посторонился.
Фальшиво пропел горн.
Ребятишки положили цветы к подножию памятной доски Мемориального сквера Джорджа Пефко.
— Правда, замечательно? — прошептала Энни.
— Угу, — ответил Дюран. — Тут и каменная статуя разрыдается. Вот только, что все это значит?
— Том, — окликнула Энни мальчика, только что положившего цветы к памятной доске. — Том, зачем ты сделал это?
Мальчик с виноватым видом оглянулся.
— А что я такого сделал?
— Положил здесь цветы, — пояснила Энни.
— Скажи, что отдал дань почтения храброму воину, который отдал свою жизнь за всех нас, — шепотом подсказала учительница.
Том непонимающе глянул на нее, затем на цветы.
— Так ты знаешь, зачем это сделал? — не отступала Энни.
— Да, знаю, — наконец ответил Том. — Этот человек погиб на войне, чтобы мы жили свободными. И мы приносим ему в благодарность эти цветы, потому что это хороший поступок. — Он поднял глаза на Энни, явно удивленный, что она задала такой вопрос. — Это все знают.
Полицейский завел мотоцикл. Учителя заново строили детей в колонну. Парад двинулся дальше.
— Ну, майор, — сказала Энни, — жалеете вы о том, что увидели еще один парад?
— Это правда, — словно не слыша ее, пробормотал Дюран. — Это же так просто… так просто и так легко забывается. — Глядя вслед колонне детей, окутанной сиреневым облаком, он заново постиг всю красоту и ценность мирной жизни. — Может, я просто не знал этого… или не успел узнать. Вот ради чего ведутся войны. Ради этого .
Дюран громко рассмеялся.
— Эгей, Джордж, упрямый, бездомный, своенравный бродяга! — обратился он к Мемориальному скверу Джорджа Пефко. — Будь я проклят, если ты не стал самым настоящим святым!
Искорка былого задора вновь горела в его опустевшей было душе. Разве может быть ничтожеством майор Дюран, вернувшийся с войны?
— Знаете что, — сказал он, повернувшись к Энни, — давайте–ка пообедаем вместе. А потом, если захотите, прокатимся на «Веселом Роджере».
Я работаю агентом на фирме, консультирующей по вопросам инвестиций. Уже начал сколачивать клиентуру, и считаю, что перспективы у меня очень даже неплохие. Нет, пока что еще успехи скромные. Но в целом — ничего, ведь мы только начинаем. Я торгую добрыми советами. У меня даже униформа имеется: серый костюм, фетровая шляпа с узкими полями и вмятиной посередине и темно–синий плащ. За все уже уплачено, и после того, как куплю себе еще с полдюжины белых рубашек, начну скупать акции.
У нас, консультантов по инвестициям, имеется один стандартный вопрос к клиентам. И звучит он так: «Присаживайтесь, мистер Икс. Прежде чем мы проведем анализ и дадим все необходимые рекомендации, нам бы хотелось знать, какова конечная цель вашего вклада. Доход или рост?»