– Я не старший лейтенант, я полковник... – опять затянул свою песню пленник, не понимая, что именно началось, но осознав, что в его судьбе что-то повернулось в непонятную пока сторону.
– Это ты с ним разбирайся... Он тебя так назвал... – Байсаров даже снизошел до объяснения, что с ним вообще редко случалось...
* * *
– Старший лейтенант Раскатов... – сказал седой высокий чеченец даже с каким-то укором. – Старший лейтенант Раскатов...
Ему, похоже, нравилось это произносить, хотя полковника такое понижение в звании не слишком радовало, и он видел в этом насмешку. Он смотрел прямо и с суровым недовольством и на седого боевика, и на стоящего рядом молодого, так на седого похожего лицом, только ни ростом, ни шириной плеч не дотянувшего до старшего. Очевидно было, что это отец и сын, может быть, старший брат с младшим братом, если учесть, что у кавказских народов семьи обычно бывают многодетными. Но это не разрешало вопросов, возникших в голове полковника.
– Пойдем... Пойдем, старший лейтенант... – сказал седой и повернулся к Раскатову спиной. Совершенно без боязни повернулся, как вообще-то не полагается поворачиваться к пленному противнику, тем более, к офицеру спецназа. Впрочем, у Раскатова не было на рукаве «летучей мыши» [5] , и в документах, которые забрали боевики, не стояло действительное наименование воинской части, только лишь номерное обозначение, как во всех открытых документах. Седой боевик не мог знать, что имеет дело со спецназом ГРУ, поскольку уничтоженная колонна автомашин принадлежала мотопехотному батальону.
– Куда?
– На дорогу... Мы проводим тебя до низу... А там уж пешком иди...
– То есть? – спросил Раскатов чуть растерянно.
Умар обернулся и посмотрел полковнику в глаза. Долго смотрел... Полковник мог не узнать лицо, сильно изменившееся за двадцать шесть лет, но он узнал, кажется, именно глаза.
– Умар... – сказал полковник. – Умар Атагиев... Майор Атагиев...
Казалось, ноги полковнику повиноваться не хотели, и он остановился так резко, что идущий за ним по пятам Астамир Атагиев наткнулся на полковничью спину.
– Пойдем, пока Байсаров не передумал... – настаивал Умар. Он не улыбался лицом, но улыбался глазами, которые светились воспоминаниями. – У Байсарова есть дурная привычка брать свои слова назад. Пойдем... Я не обязан постоянно тебя спасать, запомни... Не обязан... Пойдем...
Полковник пошел послушно. Так, следуя друг за другом, они через пять минут вышли к дороге, где отставной майор с полковником встали рядом, а младший Атагиев остался чуть в стороне, не желая мешать отцу.
– Как ты здесь? – спросил Умар.
– Командировка... – коротко ответил Василий Константинович. Несмотря на такую неожиданную и даже взволновавшую его встречу, он вовсе не намеревался рассказывать о своих армейских делах человеку, который был его противником.
Умар все понял и усмехнулся чуть горько.
– Да, мы по разные стороны...
– И у... И нет возможности вернуться домой? – напрямик спросил полковник.
Ситуация легко читалась. Он не знал, как ему называть Умара. Когда-то он звал его на «вы» и «товарищ майор», как и полагалось старшему лейтенанту.
Старший Атагиев услышал заминку в предложении.
– Можешь говорить на «ты». Я не обижусь. Я уже отвык от «вы»... И начнем потихоньку спускаться. Нам с сыном еще засветло далеко идти... А тебе идти еще дальше... Ты спрашиваешь о пути домой... Нет у нас с сыном такого пути... С младшим сыном... Он со мной уже больше двенадцати лет... Два старших сына в Москве работают... Они не воевали никогда... Они учились деньги делать и, может быть, даже научились... Свой бизнес имеют... Они могут куда угодно идти и ехать... Если бы у меня был здесь, в Ичкерии, свой дом, они и сюда бы приехали. Но у меня уже давно дома нет. Они имеют право ехать... Потому что не воевали... А мы с младшим сыном – нет... У нас и бизнеса нет, у нас и дорога только одна... Познакомься, кстати...
Полковник остановился, обернулся и протянул руку. Младший Атагиев молча пожал ее.
– Его зовут Астамир... А это – Василий... Как тебя дальше-то?..
– Константинович...
– Василий Константинович... – сказал Умар. – Полковник спецназа ГРУ, если не перешел в другие войска... Ты как, тоже сыновьями оброс?
– Нет, у меня только две дочери... – ответил Раскатов. – «Бракодел» это раньше называлось... Но качественнее не получилось...
– Замужем?
– Только младшая... Старшая, похоже, и не собирается...
Они оба замолчали. Им не о чем, казалось, было говорить. А если и было о чем, то ни тот, ни другой не решались разговор начать, понимая, что это может быть не так воспринято противоположной стороной.
– Ты объясни мне все-таки, Умар, – спросил наконец полковник, – в каком я сейчас нахожусь положении. В качестве кого я здесь вот стою, на этой дороге?
– Наверное, в качестве офицера...
– Пленного офицера? – пожелал уточнить Раскатов.
– Я же сказал тебе, что ты свободен...
Он вытащил из кармана кобуру с пистолетом, расстегнул клапан, руку на рукоятку положил, словно пробуя, как пистолет в ладонь ложится, и протянул полковнику. Потом из внутреннего кармана бушлата вытащил пакет с документами, повертел в руке и тоже отдал.
– Возвращаю... Это твое... Я специально сам сразу забрал, чтобы к другим не попало...
И остановился. Твердо остановился, как черту подвел...
– Я опять твой должник... – Раскатов положил руку на локоть отставного майора. – И в этот раз не меньший, чем в прошлый...
– Жизнь сама разберет, кто кому и что должен... Все... Иди... Мы будем возвращаться... Нам пора...
– Но ты поставил меня в неудобное положение... С точки зрения закона. Что я должен сделать, когда вернусь к своим? Я должен сказать, кто отпустил меня?
– Это меня не пугает... – сказал Умар. – У меня устоявшаяся репутация, и что-то добавится к ней, что-то убавится, это не решит ничего ни для меня, ни для Астамира...
– Это да... Но есть еще один вопрос, и очень серьезный... Ты сам служил в армии, пусть и в советской, а не российской, но и сейчас мало что изменилось. Ты должен понимать мое положение... У вас остались другие пленники... И я вынужден буду прийти за ними... И я не могу прийти, не предупредив тебя, иначе это будет с моей стороны предательством... Мне бы хотелось, чтобы ты ушел от своего эмира хотя бы на время...
– Отец, что он говорит! – воскликнул горячий Астамир, имеющий собственные представления о порядочности и воинской чести.
– Он говорит о реальных вещах, – ответил Умар. – Я понимаю, что ты вернешься за своими людьми... Это твое собственное дело... Даже скажу честно, я плохо подумал бы о тебе, если бы ты оставил их в плену... Но ты их не сможешь найти...