Некоторые обозреватели выражали тревогу о судьбе OAK, которую было решено «демилитаризовать», но не «разоружить», как объясняли высокие Должностные лица, — различие весьма туманное, учитывая, что у нее было только легкое вооружение. Вопрос о том, не лучше ли превратить ее в «мирное полицейское формирование», чем оставить «раздражающим для НАТО» фактором, был задан корреспондентом Джоном Йемма, опирающимся на опыт Среднего Востока. Лучшей участью для OAK стало бы «преобразование ее из партизанской армии в силы безопасности мирного времени, как это было сделано с большей частью Организации Освобождения Палестины» [38] . Йемма предложил модель, которую жестко осудили международные, израильские и палестинские правозащитные организации как чреватую насилием, пытками, террором и репрессиями и «создающую атмосферу страха и подозрительности» [39] , — но в данном случае она была делом стоящим, могущим послужить вашингтонскому «процессу мирного урегулирования» палестино-израильского конфликта. Соглашение в Ва-Ривер, заключенное в октябре — ноябре 1998 года в рамках американо-израильской программы эффективного захвата власти на оккупированных территориях, явилось, возможно, первым договором в летописи международных отношений, который фактически санкционировал государственный террор и грубейшее попрание прав человека в целях обеспечения безопасности для определенной части населения. Данное соглашение, разумеется, было встречено со священным благоговением, а Клинтон превозносился как «незаменимый человек», который «отмечает наши высоконравственные позиции реальными вехами» и делает это в «бравой, по-американски оптимистической» манере, тем самым «привязывая к жизни хваленый американский идеализм» [40] .
Те, кто внимательно следил за эволюцией «мирного процесса», навязываемого США другим странам, придут к пониманию того, что модель, предлагаемая сегодня для Косова, сама по себе создана по образу и подобию функций и поведения «черной полиции» южно-африканских «бантустанов» в худшую пору апартеида — тридцать пять лет назад. Это представляется достаточно очевидным, хотя можно что угодно думать о вашингтонском «процессе мирного урегулирования» палестино-израильского конфликта.
Возвращаясь к мирному соглашению по Косову, можно с уверенностью утверждать, что средства массовой информации и комментаторы занимают реалистические позиции, когда представляют версию США и НАТО как факт. Поскольку, как бы ни разнились вашингтонские версии с оригинальными текстами, первые, вероятно, превалируют потому, что непосредственно вытекают из распределения власти и готовности средств формирования мнения обслуживать ее потребности. В частности, различия между соглашением в Рамбуйе и мирным договором по Косову можно уладить с помощью силы, и тогда основные условия Рамбуйе станут действующими условиями договора по Косову: и в самих документах, и в их подаче комментаторами, и, возможно, в будущих учебниках истории. Соглашение по Косову и резолюция Совета Безопасности утверждают, что военно-политический контроль над Косовом сосредоточивается в руках Объединенных Наций, но для тех, кто правит миром, данные условия неприемлемы. Можно не сомневаться в том, что, несмотря на все успокоительные заверения, в итоге победит требование, сформулированное в Рамбуйе, чтобы НАТО оккупировало территорию под политическим и военным наблюдением Североатлантического Совета и поддерживало эффективный контроль над гражданскими делами.
Это явление типичное. Оно обрело классическое литературное выражение еще несколько веков назад, когда Паскаль в своей сатире на казуистику в качестве самого эффективного механизма, посредством которого сильные мира сего могут горделиво отстаивать свои принципы, при этом изменяя им на практике, выделил так называемую «выгодность интерпретаций». Более грубая разновидность данного механизма, характерная для современных тоталитарных государств, была обозначена Оруэллом как «новояз» [41] . На практике это явление нам хорошо знакомо, — в частности, можно назвать недавние убедительные примеры из истории Индокитая и Центральной Америки, где дипломатические инициативы в мгновение ока отменялись посредством силы.
Применение силы с видимой целью спугнуть дипломатию или придать ей определенную форму обсуждалось и в период войн в Индокитае [42] . После заключения в январе 1973 года парижского мирного договора, который должен был положить конец этим войнам, такая практика из кажущейся стала откровенной. В октябре 1972-го между США и Северным Вьетнамом было достигнуто тайное соглашение, но затем Вашингтон отказался от него, обвиняя в этом Вьетнам. Рождественские бомбардировки декабря 1972 года были предприняты для того, чтобы заставить Ханой отклонить октябрьское соглашение и пойти на условия, которые в большей мере устраивали Вашингтон. Поскольку эта тактика не достигла цели, США, хотя и чисто формально, согласились примерно на те же условия, которые были определены в январе 1973 года Киссинджер и Белый Дом сразу сделали прозрачное заявление о том, что они собираются нарушать все значимые пункты мирного договора, который согласны подписать в данный момент и который представляет собой версию, совершенно отличную от их условий. Это последнее мнение было подхвачено прессой и комментаторами.
США оперативно прибегли к насилию, достаточному для того, чтобы переформулировать Договор с учетом условий, которые больше устраивали их самих. Когда вьетнамский враг, наконец, ответил на серьезные нарушения договора Соединенными Штатами и режимом, находящимся под их покровительством, о Ханое стали отзываться с большим негодованием как о неисправимом агрессоре, которого следует наказать еще раз. Суровым наказаниям, предлоги для которых менялись по мере обстоятельств, в последующие годы был подвергнут весь Индокитай, и они продолжаются до сих пор, а версии событий, навязываемые сильными мира сего, в интеллектуальной культуре с успехом занимают место фактов. Перед нами подлинный триумф «выгодности интерпретаций» [43] .
Подобные трагедия и фарс были разыграны вновь в пору центрально-американских войн 1980-х гг. Администрация Рейгана стремилась подорвать многократные дипломатические попытки решать конфликты и делала это посредством процедуры, которую пресса и правительство часто определяли как «содействие мирному процессу». Нужда в подрыве мирного урегулирования стала особенно острой, когда центрально-американские президенты, несмотря на сильные позиции США в регионе, в августе 1987-го ратифицировали соглашение в Эскипуласе (так называемый «план Ариаса»). Вашингтон тотчас начал эскалацию своих войн в нарушение одного из «неотъемлемых элементов» соглашения, безнаказанно, благодаря содействию средств массовой информации. Одновременно с помощью угроз и силы он продолжал отменять и другие условия данного соглашения, преуспев настолько, что через несколько месяцев, к январю 1988 года, от первоначального текста документа ничего не осталось, и на смену ему пришла американская версия. Вашингтон и далее подрывал дипломатические попытки, предпринимаемые обитателями этих «не самых значимых» уголков мира, покуда не одержал окончательную победу над полностью разоренным регионом. Вашингтонская версия соглашения, которая резко отличалась от оригинала в самых существенных аспектах, стала общепризнанной версией. Подобный результат мог быть возвещен только в таких заголовках, как «Победа честной игры США» и американцев, «Единых в радости» на крови и руинах, а обозреватели фонтанировали заявлениями типа «мы живем в романтичную эпоху», что в совокупности должно было отражать всеобщую эйфорию по поводу удачно исполненной миссии [44] .