Book.

Рис. 10. Карл Брюллов. Портрет П. А. Чихачёва. 1835

Раскапывая Гиссарлык в 1865 г., Калверт наткнулся на остатки храма Афины и городской стены, возведенной Лисимахом. На этом финансовые возможности дипломата были исчерпаны. Надежду на продолжение поисков дала Калверту встреча с тщеславным толстосумом Шлиманом, в то время убежденным, что руины Трои покоятся там, где их локализовал Лешевалье, – в Бунарбаши. Позднее Калверт подтвердит это в письме в газету «Гардиан»: «Когда я впервые встретил доктора [Шлимана] в августе 1868 г., для него тема Гиссарлыка как местонахождения Трои была новой» [21] . Шлиман же будет все отрицать и даже развяжет против Калверта полномасштабную войну в прессе, обвиняя того во лжи. Ни один документ ранее 1868 г. не свидетельствует, что Шлимана хоть как-то занимал троянский вопрос. По выражению историка Андрея Стрелкова, Шлиман попросту «споткнулся о Трою» во время очередного путешествия [22] . Однако сам коммерсант представит события так, что к поискам Трои он шел всю свою жизнь, а Гиссарлык был избран им как место для раскопок древнего города лишь по гомеровским подсказкам. Чтобы исключить всякое упоминание о Калверте из легенды об открытии Трои, Шлиман сочинит историю о детской мечте и книжке с картинками [23] , а чтобы представить себя человеком, поистине одержимым гомеровским эпосом, назовет детей от новой греческой жены Софии Энгастроменос [24] Агамемноном и Андромахой.

Но это будет позже, теперь же, в августе 1868-го, Калверт принимает дорогого гостя в доме на берегу пролива и убеждает его присоединиться к раскопкам, заверяя: «Вся моя земля [на Гиссарлыке] в твоем распоряжении» [25] . Почувствовав масштаб поживы в случае успеха предприятия, Шлиман соглашается принять участие в проекте. Уже в декабре он начинает консультации с искушенным Калвертом об организации раскопок, вплоть до определения количества мотыг и лопат для ведения работ. Одновременно он ведет переговоры с турецким правительством о разрешении на археологическую деятельность. Наконец, 11 октября 1871 г. Генрих Шлиман, наняв рабочих в окрестных деревнях, приступает к земляным работам. Калверт пытался удержать своего товарища от торопливых решений, посоветовав сначала произвести зондаж культурных наслоений, имевших, как выяснилось уже вскоре, огромную толщину – более 17 метров. Однако Шлиман, будучи уверен, что гомеровская Троя – самое древнее, что только может быть, решил копать до самой материковой плиты.

Длинные траншеи глубиной до 17 метров и такой же ширины безжалостно изрезали холм Гиссарлык, пока Шлиман не докопался до древнего городища, уничтожив по пути все, что не показалось ему интересным и что не блестело на солнце. Найденные развалины Шлиман объявил Приамовым градом.

Варварский подход купца к проведению раскопок не только лишил ученых будущего ценнейшей археологической информации, но и стал причиной разрушения раскопанных им остатков древнего городища. Брошенные на произвол судьбы в условиях агрессивной окружающей среды, они стали крошиться и выветриваться, страдать от корней деревьев и кустарников. Остановить процесс разрушения удалось лишь в 1988 г., когда стены древнего кремля начали наконец консервироваться усилиями участников экспедиции, возглавляемой профессором Тюбингенского университета Манфредом Корфманом.

Толщина культурных напластований в 17 метров, пусть даже и накопившихся за несколько тысячелетий, кажется невероятной. Но лишь до тех пор, пока мы не узнали об их происхождении. «Из-за того, что [во времена бронзового века] в строительстве часто применялись древесина и солома, нередки были пожары, – объясняет профессор Карл Блеген, раскапывавший Гиссарлык в 1932–1938 гг. – Когда дом сгорал, крыша обрушивалась, а стены рассыпались… Поскольку в те времена не было ни бульдозеров, ни грейдеров, никто и не пытался расчистить пожарище и вывезти мусор. Гораздо проще было просто разровнять место пожара, скрыв не сгоревшие полностью остатки зданий под толстым слоем мусора (поэтому и происходил заметный рост культурного слоя), и строить на этом же месте новый дом. В Трое такое бывало довольно часто, и каждый раз уровень земли поднимался на 80-100 сантиметров. Неуклонный рост культурных слоев на холме был вызван и другими факторами. Например, полы во всех жилищах, кроме дворцов и роскошных особняков, были земляными или из утрамбованной глины. В те времена не было принято собирать бытовой мусор и кухонные отходы в специально отведенных местах. Все ненужное – кости, пищевые остатки, битая посуда – просто бросалось на пол в жилище или выбрасывалось прямо на улицу. Рано или поздно наступал момент, когда пол оказывался настолько засыпан костями животных и мусором, что даже самые небрезгливые хозяева понимали, что с этим нужно что-то делать. Обычно решение вопроса было простым и весьма эффективным: мусор с пола никто не убирал, вместо этого его засыпали толстым слоем свежепринесенной глины, которую затем утрамбовывали. В ходе раскопок археологи неоднократно раскапывали дома, где этот процесс повторялся раз за разом до тех пор, пока уровень пола не поднимался так высоко, что для нормального проживания в доме приходилось поднимать выше крышу и переделывать вход» [26] .

Рис. 11. Траншея Шлимана с остатками поселения раннего бронзового века

Шлиман продолжал раскопки в течение трех сезонов и, наконец, 31 мая 1873 г. у окружной стены близ юго-западных ворот, находившейся на глубине 8,5 метров, наткнулся на настоящие сокровища. Вот как он описывает эти события:

«Идя вдоль этой окружной стены и открывая ее все более и более рядом с древним зданием и к северо-западу от ворот, я наткнулся на большой медный предмет самой замечательной формы, который тем более привлек мое внимание, поскольку мне показалось, что за ним я вижу золото… Чтобы спасти это сокровище от моих рабочих и сохранить его для археологии, нельзя было терять время; так что, хотя час завтрака еще не настал, я немедленно объявил païdos. Это слово неизвестного происхождения, которое пришло в турецкий язык, и здесь используется вместо греческого άνάπαυσις, или время для отдыха. Пока люди ели и отдыхали, я вырыл сокровище с помощью большого ножа. Это требовало огромных усилий и было сопряжено с большим риском, поскольку крепостная стена, под которой мне пришлось копать, каждый момент грозила рухнуть на меня. Однако вид стольких предметов, каждый из которых имел безмерную ценность для археологии, сделал меня бесстрашным, я и не думал ни о какой опасности. Но я не смог бы достать сокровище без помощи моей дорогой жены, которая стояла рядом со мной, готовая сложить вещи, которые я вырубал, в свою шаль и унести их» [27] .