Ну, и наконец, любая организованная провокация (например, русские избили китайца) вызовет массовые погромы со стороны китайской общины в любом российском городе, когда китайцев там будет хотя бы 30 %. Этот сценарий можно было бы счесть «фантастикой» еще три года назад, до того, как мир потрясли кадры, снятые на улицах Парижа. Арабы жгут французов, и китайцы тоже на это способны в отношении русских. Любой подобный инцидент сразу вызовет паническое бегство русского населения и новый приток китайцев. И что мы будем делать? Милошевич вводил в Косово войска, но чем все закончилось? В такой ситуации нет повода нажимать ядерную кнопку или хотя бы угрожать ею. Если честно, даже и при прямом вторжении (а это возможно на последнем этапе, когда Китай, при одобрении мировой и европейской общественности, объявит о «необходимости защиты прав китаеязычного населения, составляющего большинство») никто в российском руководстве не начнет самоубийственную третью мировую войну из-за части, пусть даже и важной, но не критически важной территории.
Все это встанет как проблема уже через 10–15–20 лет. Но процессы миграции инерционны. Если на Дальнем Востоке вспыхнут «горячие точки», никто из бизнеса ни на каких условиях инвестировать в Дальний Восток не будет. Никакие инвестиции, кроме китайских, туда уже не пойдут. Поэтому проблему надо решать уже сейчас. А это значит, что за эти 10–15 лет население Дальнего Востока должно быть увеличено минимум вдвое, до 15–20 миллионов человек. То есть надо переселять на Дальний Восток почти по миллиону человек в год! Дальний Восток России надлежит развивать ускоренными темпами. Никакая стратегия, ориентированная на «воспроизводство и стабильность», с проблемой Дальнего Востока не справится. Как это сделать?
Есть пять стратегических концепций решения проблемы Дальнего Востока.
Стратегия предполагает, что заселить Дальний Восток все равно невозможно и никто ни по какой причине сюда не поедет. Тем не менее, он нужен по экономическим и геополитическим соображениям. Следовательно, там в основном должны быть воинские части, способные противостоять любой агрессии. Учитывая разницу человеческих потенциалов с ближайшими соседями, расчет на человеческий потенциал армии на Дальнем Востоке делать нельзя. Так же как и на атомное оружие, по той причине, которая уже обсуждалась выше. Но что это может быть в данных условиях? Скорее всего, только беспилотная авиация и солдаты-роботы, по численности сопоставимые с китайскими вооруженными силами. Что касается роботов, то о наличии модели и ее качествах ничего не знаю, а вот действующий образец самолета-беспилотника, превосходящий на два порядка американские и израильские аналоги по всем качествам, лично видел в российской компании «2Т Инжениринг». Стоимость такого беспилотника в серийном производстве — 3000 долларов. Стая из пары десятков таких «птиц» может уничтожить дивизию любой армии агрессора, пусть даже она будет прятаться в горах или плыть по морю. Сотни и тысячи таких беспилотников, размещенные вдоль границы, могут противодействовать хоть вторжению миллионных полчищ, хоть просачиванию нелегальных эмигрантов, хоть подавлять группы боевиков-сепаратистов. Проблема в том, что наше военное ведомство эти беспилотники просто не замечает, предпочитает покупать у Израиля, хотя они на несколько порядков хуже и дороже. Зато есть откаты. И главное, само количество этих беспилотников из-за их цены несерьезно. Нет и концепции объединения их в «стаи» и закрытия ими Дальнего Востока и его границы, создания соответствующих командных пунктов, инфрастуктуры. Кроме того, данная концепция, хотя ее надо применять, но именно в военной области, не решает вопрос заселения и обустройства Дальнего Востока, а без этого невозможно самим пользоваться богатствами региона.
Данная концепция предполагает размещение на Дальнем Востоке мест лишения свободы или черты оседлости (колоний, мест ссылок, размещения «наказанных депортированных народов» и проч.). Эта концепция использовалась ограниченно правительствами Александра III и Николая II и особенно интенсивно — И. Сталиным. Очевидно, что в случае попытки пойти по этому пути, Дальний Восток превращается в место концентрации криминала. Обычные люди, которые там живут, не заслужили ссылки, ни в чем не виноваты, они будут спрашивать себя, за что их наказаны, и будут уезжать. Кому понравится жить среди уголовников?
Эта стратегическая концепция, однако, не исчерпала своего потенциала, но может использоваться очень ограниченно и осторожно, для заселения совсем необжитых мест и для формирования из заключенных стройотрядов для возведения коммуникаций.
Отдаленные участки Якутии, Чукотки Магаданской области и проч. могут пополниться такого рода «особым контингентом», но ограниченно — около сотни тысяч в год. Для реализации неиспользованного потенциала этой концепции требуются поправки в уголовный кодекс, которые значительную часть наказаний заменили бы принудительной оседлостью. Это должно относиться, прежде всего, к лицам, совершившим нетяжкие преступления.
Кроме того, для лиц, которые находятся в местах лишения свободы, надо изменить саму концепцию исправительно-трудовых работ. Шапки шить можно и на швейных фабриках в Иваново, а на Дальнем Востоке и в Забайкалье требуется строительство мостов, дорог и проч.
Данная стратегическая концепция предполагает строительство на Дальнем Востоке и Забайкалье предприятий, создание инфраструктуры, коммуникаций и проч. Это потребует людских ресурсов, которые там и задержатся. Об опыте «комсомольских строек» вспомнил даже бывший премьер-министр Михаил Фрадков. Действительно, данная стратегия использовалась, прежде всего, в СССР во время так называемой «второй волны индустриализации» — строительства БАМа и проч. Но не стоит забывать, что и правительство Александра III, организовавшее строительство Транссибирской магистрали, тоже исходило из требований данной стратегии.
Однако в современных условиях эта концепция имеет ряд существенных ограничений. Индустриальный Китай, с более дешевыми рабочей силой, теплом, коммуникациями, делает почти все наше промышленное производство на Дальнем Востоке неконкурентоспособным. Если же говорить не о рынке ширпотреба, а о нише хай-тек, то она занята Южной Кореей, Тайванем и, конечно, Японией. Кроме того, индустриализация нанесет экологический ущерб. Далее, люди, которые приедут за «длинным рублем», будут иметь «психологию временщиков». Дальний Восток будет неуютным, необустроенным, вахтовым, в старости все кинутся уезжать в центр.
Как показал опыт 1970-х, большинство комсомольцев-романтиков вернулось обратно.
Надо также помнить, что ребята из движения «Наши» — это не комсомольцы 1970-х, они мечтают работать в Газпроме на улице Наметкина в Москве, а не БАМ строить. Поэтому за исключением объектов энергетики и коммуникаций (которые будут обслуживать что-то другое, а не промышленные предприятия), индустриализация — невыгодные инвестиции.
Но энергетику, ЛЭП, нефте- и газопроводы, коммуникации и инфраструктуру (все виды дорог, связь) развивать надо. Впрочем, даже и это не позволит (как показывает опыт 1970-х) заселить Дальний Восток более чем миллионом человек, а развернуть индустриализацию в больших масштабах, чем СССР, Россия еще долго не сможет.