С одной стороны, действительно пора действовать. Но то, что они понимают под действиями, особенно «решительными», бред и кошмар. Совсем нетрудно создать состав квалифицированных, спокойных, уравновешенных людей, которые тоже, конечно, могут ошибаться в действиях, но ошибаться более разумно.
Если мы не хотим, чтобы все сорвалось к чертовой матери и пошло невообразимым путем, надо признать одну вещь. Что самоопределиться должны несовпадающие, даже взаимоисключающие политические течения – на условиях, отвергающих истребление каждого из этих течений. Нынешняя логика Ельцина ведет к тому, чтобы кто-то был исключен, а мы остались. Эта логика не отвечает сути угроз. Потому что никто ничего не знает в точности, и все в неприятной степени друг другу нужны.
РФ как глобальный ксерокс. «Выморочная цивилизация» утилизует плоды чужих экономик. Быть угрозой мировому порядку выгодно. Полевые командиры, Дудаев. Запад откупается от «опасной России». Бессодержательная власть ищет в мире источник дохода.
Глеб Павловский: Слышал, что сказал Ельцин? Кризис власти в России угрожает мировому спокойствию! Наш государственный механизм эффективен только в роли угрозы. Мы не изобрели компьютер, зато изобрели такой образ поведения и такой пугающий тип человека, который выживет, не будучи способным ничего изобрести.
Михаил Гефтер: Выморочная цивилизация!
Контора по заготовке выморочной собственности СССР. Не создавая цивилизации, она обитает рядом, доставая оттуда ресурсы. Среди ресурсов – знаменитое русское прошлое, растоптанное и манипулируемое, каким оно отпечаталось в других, кто нас боится. Ничего, все пойдет в дело! Глобальный строй копировальной активности.
Ты подошел к нервному узлу. Между прочим, об этом у Сахарова в его нобелевской речи – что неразвитые, но сильные могут бесплатно утилизировать плоды интеллектуальных разработок других, стерилизуя развитие в целом.
Беловежская особь. Этот тип человека нуждается в таком способе коммуникации, где властный коммуникатор приоритетен.
Чуть не единственный! И знаешь, на фоне всех этих рыночных оргий оно оказывается более человечно представленным. Персонифицированно представлено, хотя и довольно мерзко.
Представь себе новую уязвимость победоносного Запада. Ситуацию с осадой Сараева, где Вашингтоном манипулируют полевые командиры, угнав пару БТРов. Они и так там воюют. Их могут убить сегодня, и каждый день – их политический риск равен нулю. Зато они создают предложенные миру ситуации. А поскольку они на сцене, их превратили в глобальных игроков. У них есть техника воздействия на парней в Вашингтоне, рискующих миллиардами и зонами влияния. Вот первый уровень манипуляций. Он похож на то, чем здесь промышляет Дудаев. Смешные вещи, выплата пенсий за лояльность отделившемуся району страны.
Заводят всю ситуацию в никуда.
Зато к делу подключаются многие. Далее вообрази следующий, новейший тип существа. Оно уже не является частью ситуации – оно играет на клавиатуре множественных ситуаций. Порождая их, оно ими манипулирует; не вышло с одной, изобретет пару других. Это существо Россия… или некто в ней.
Есть западный страх, что Россия перейдет на сторону Юга, станет фашистской или коммунистической? Прекрасно, не будем переходить! Нам достаточно капитализировать этот страх, чтобы от нас откупались. Армия небоеспособна? Прекрасно! Россия опасна не тем, что воюет, а тем, что не контролирует свою армию, разбазаривая вооружения, которые есть. Вот и ресурс! Когда у тебя любой губернатор или просто злой электромонтер может отключить пункт управления АЭС, ты безопасно для себя опасен для мира. А попробуй за это нас наказать! Американцы могли послать рейд на Ливию, но не пошлют рейд на Кремль. Так что МВФ с Мировым банком нам заплатят за все.
Возникает ситуация, которую западный ум не сумеет решать. Они же не могут всех разбомбить, тут предел. И на этом рубеже возник социум, который не ищет себе полезной занятости в экономике. Он не знает другого способа выживать, кроме как пугая собой. Поскольку не создал субъекта современного квалифицированного труда, он рыщет по миру и ворует чужие яблоки. Нашли такую великолепную вещь, как компьютер, и гоним контрабандой из Сеула через Москву. В обмен на «лен и пеньку», как встарь, – бокситы, золото, нефть.
Но никому не известно, с кем РФ окажется в условиях дестабилизации мирового порядка. Точнее, его отсутствия, ведь никакого мирового порядка нет. Он был после Ялты 1945-го, но сегодня мирового порядка нет.
Квазимировой порядок – сумма реакций задним числом, которые создают ситуацию игры на понижение, возводимую в глобальную норму.
И воспрянет новая власть, долго болтавшаяся без функции, как говно в проруби или Москва в России. Потеряв склады советских инструментов, она потеряла и авторитет.
Она потеряла свой предмет, она бессодержательна.
Зато у нее есть новый предмет – быть опасной! И думаю, что не пройдет много времени, прежде чем это оценят в Москве и на Западе. Не только прагматически, а в субъекте адекватного действия и в соответствующей экономике. И в претензиях на особую постисторическую роль, о чем тогда нам говорила Веро (Гаррос).
Технология постисторической истории. Клише «Запад» и «Россия, которую потеряли». То, что делают люди, уже не является историей. Норматив истории – последействие, редактирующее прошлое. Но есть ли еще время на редактирование? ♦ Люди начинают с нуля, «становясь вечными нулевиками» ♦ Перевод этого на язык политики.
Михаил Гефтер: Между прочим, что такое технология постисторической истории? Для этого надо выйти за рамки классической истории. Нам мешают стандарты, мешает то, что мы вечно ищем у себя «Запад». Или ту Россию, «которую мы потеряли».
Привычка включать Запад имеет преимущества для исследования длительных процессов или кратковременных вещей – школа «Анналов», антропологическая школа. То, что люди совершают, все еще может быть названо историей, хотя в сущности историей уже не является. Надо объяснить почему.
Что мы, в конце концов, называем историей? Все-таки норматив истории – это длительность последействия. Которое всегда трудно предугадать, но, включаясь, оно редактирует процесс, представляя его уже в целом виде. Прогресс редактирует прошлое реально, а не литературно. И пространство участвует в последействии. Редактируя то, что совершилось прежде, и превратив его в свое прошлое, последствие выстраивает историю как место человеческой жизни.
Вопрос, однако: осталось ли еще у людей время на «редактирование»? Последействие превращает совершившееся в свое прошлое. Может ли так быть сейчас? Протекает ли еще деятельность в этих рамках? Имеет ли она ресурс времени и ресурс пространства? Или все уже пошло не так? Раз мы событийность не можем превратить в свое прошлое, мы, как безумцы, продлеваем злобу дня, начиная и начиная с нуля. Становясь страшноватыми вечными нулевиками!