К концу тандема Путин из человека недоверчивого превратился в остро неверящего. Недоверчивый ищет верных данных – неверящему и без того «все ясно!». Первой жертвой ясности стал не вписавшийся в сценарий Медведев – поле битвы теней потаенного Путина.
Ставка на верность как оплот государства (а значит, и на Команду тоже?) рушится, и Путин видит, что ставка ошибочна. Ему, наверное, было страшно. Ведь ошибка затронула личные основания – культ иронической дружбы и верности разбился о государственный быт России. «Кругом измена, трусость и обман»©.
Когда обнаружилось, что из тандема нет выхода, инерция понесла их к развязке, которая едва не стала государственной катастрофой. Она ведь могла оказаться не мирной. То, с чем торопились покончить, оборвали лжепролонгацией, и вот уже третий год мертвый тандем мучительно топят в лжетандеме, бесцельно унижая премьера.
Перверсия «рокировки» 2011 года, выставив Систему лицедеем, породила кризис правления, не залеченный по сей день.
Дополнение двадцать пятое к главе
Какова власть судьбы над делами людей и как можно ей противостоять
Система РФ повседневно учреждается заново. Наподобие мировой революции, суверенную государственность перманентно развивают. Конституции не дают стать окончательной. Это поощряет правителя вносить поправки в Систему. Заменив России фортуну, он извлекает права из ее переходного состояния. Но останется от такого правления что-либо, кроме поправок?
глосса а: Систему РФ всегда поправляли. Решающие изменения в ней вводились путем приписок и примечаний. Конституционная революция 2000 года – лишь ряд поправок к закону о формировании Совета Федерации.
Поправки так изменили власть, что ввели фактически другое государство. Но все прошло безболезненно, система по-прежнему выглядела конституционной. Импровизированное законотворчество 2000 года подсказало нам технику блиц-операций, меняющих существо режима.
При всяком учреждении государства его учредитель временно одновластен. Что если затянуть этот акт, сделав учредительную функцию перманентной? Тогда Команда царствует неограниченно, а Государству Российскому не выйти из временно-обязанного состояния.
Главное в методе внесения изменений – оттяжка учреждения государства. Вечно неопределенная государственность – вот источник прерогатив Команды.
Система непрерывно уточняет суверенитет РФ. (Ничто другое не значат напоминания Путина про «переходный период».) Конституция этому не помеха, так как в учредительный момент ее возвращают к виду черновика, куда суверен просто вносит поправки.
Из первых поправок составился регламент управляемой демократии. Теперь, когда контрпоправками взламывают прежнюю правку, ее отменяют вместе с правленым первотекстом. Пример такой гиперправки – система муниципальных фильтров, которыми Путин оградился от выборности губернаторов (панически возвращенной Медведевым в 2011 году). Как стабилизатор фильтры не сработали, а «фильтрационный актив» стал объектом перекупки. Муниципальных депутатов прикупают на будущее, лишая других возможности выдвинуться. Далее поправка – «норма» отказа региона от «нормы» выборности губернатора – явно зарезервирована для республик Северного Кавказа. Но почему бы однажды ее не применить где-то еще?
Всякая заплатка учреждает в Системе РФ элемент несколько иной государственности. Федеральный суверенитет тает в учредительной суете и внедренчестве низкого уровня. Прерогативы центра абсолютны настолько, что их некому осуществлять, – само правительство не смеет прикасаться к святыне. Зато любой губернатор может подергать центр за пипку бездейственной «вертикали».
В Системе РФ управляемость не означает менеджирования или определения его правил и процедур – это размещение доверенных лиц внутри неуправляемого процесса. Процесс считают «управляемым», пока внутри его есть понятный человек.
Это недостаток Системы? И да, и нет. Из полномочий всегдашнего учредителя государственности вырастает необъятный суверенитет командного центра.
глосса б: Что сказать о Путине? Как говорить о человеке, которого прежде, чем он что-либо сам решил, закрепили в одном-единственном образе? Он метался внутри тесного имиджевого корсета, пока не взломал его вместе с остатками ограничений.
Путин виновен лишь в том, что у русских нет для него ни Полибия, ни Тацита. Сегодня с равным основанием можно сказать: вот один из величайших русских политиков. Или – вот один из опаснейших людей, оказавшихся во главе государства. Или – вот один из нас, кто смело, но слепо свел края распадающейся арматуры Союза и не разжал рук. Рывок осени 1999 года был для Путина однократным и заведомо смертельным при неудаче – зато каждый следующий казался обманчиво ясен и прост.
Who is Mr. Putin? Защитник статус-кво – и аполитичный радикал-«семидесятник» в отношении к статусу-кво. Аморфность Системы РФ стала ему непереносима. Он отчуждается от нее, сам не зная, что в ней можно поправить.
Или все-таки еще раз переучредить?
Дополнение двадцать шестое к главе
Призыв овладеть Италией и освободить ее из рук варваров
Что бы ни стало с Системой РФ, она великий пример русскому преобразователю. Новый бум ее или крах, победа варваров либо друзей Команды не изменят того, что государственность далее будет строиться средствами Системы, опираясь на ее свойства и привычки ее населенцев.
глосса а: Война – взыскательный политолог. Она оборвет на полслове наши дискуссии о наилучшем строе, патриотизме и идеалах. Война станет испытанием реальных стратегических, организационных и человеческих свойств Системы. Даст оценку индекса ее мобилизации, военной и социальной. Даст ответ на неудобный вопрос – есть ли суверен внутри номинального суверенитета? Ибо войны ведут с врагом.
Но как раз серьезного, тотального врага Системы РФ мы предсказать не смеем – конструкция, будущее «устройство врага» неясны. А только обнаружение врага предъявит нам суверена, того, кто – из песенки Карла Шмитта слова не выкинешь! – станет судьей в старом споре. Я хотел взглянуть на устройство власти и суверенитета в Системе РФ глазом войны – силы, которая систематизирует все, систематизация чего не довершена в славное довоенное время.
глосса б: Встреча Российской империи с первой Войной 14 года, Great War, – пример того, как слабость нашлась не там, где ее искали.
Все девятнадцатое столетие Россия билась над принципом своей государственной систематизации. В интеллигентных кругах России шли яркие дебаты о том, на каких основаниях систематизировать Империю. Итог дебатам подвел первый Четырнадцатый год – ХХ века. Лишь маловажное предвидят заранее – все главное произошло вдруг.
Выяснилось, что при систематизации России та перестает существовать, а «цветущая сложность» делает из имперской логистики катастрофу. От запертых Дарданелл к инсульту коммуникаций и далее – к финальному вопросу: кто властелин Транссиба – тогдашние Якунины или Викжель? Предсказуемый бунт национальных окраин – и непредсказуемая внутри мировой войны русская крестьянская Жакерия лета 1917 года. Но без нее и большевизм не имел значимых перспектив.