Особое внимание, уделяемое Западом радиовещанию времен холодной войны, уводит нас от понимания той сложной роли, которую играет информация в авторитарных обществах. Есть две гипотезы, объясняющие, как западные СМИ смогли демократизировать Советы. Согласно первой (“освобождение через факты”), западные медиа продемонстрировали людям с промытыми мозгами, что их правители вовсе не так безгрешны, какими хотят казаться, и заставили их задуматься о политике. Вторая (“освобождение через гаджеты”) предполагает, что западные медиа, транслируя образы процветания, породили консюмеристское беспокойство. Рассказы о скоростных автомобилях, фантастической кухонной утвари и пригородном рае заставили граждан авторитарных государств задуматься о переменах и заняться политикой.
Заинтересовать людей политикой, в отличие от материального благосостояния, было труднее (по крайней мере тех из них, кто прежде политикой не интересовался). Для этого западное радио передавало развлекательные программы и передачи об образе жизни. Одним из хитов “Радио Свободная Европа” был “Радиодоктор”. В программе сообщали о достижениях западной медицины и отвечали на вопросы слушателей, заодно указывая на несовершенство советской системы. Кроме того, в эфир нередко давали запрещенную музыку (опрос, проведенный в 1985 году среди белорусской молодежи, выявил, что 75 % респондентов слушали иностранные радиопередачи – в основном ради музыки, которую нигде иначе услышать было нельзя). Так Запад мог извлечь выгоду из культурной ригидности коммунизма, приманивая слушателей развлечениями и подспудно скармливая им политические идеи. (Не все считали такую стратегию действенной. В 1953 году Уолтер Липман, один из отцов современной пропаганды, писал в язвительной колонке: “Создать отлаженный аппарат международной коммуникации, а после заявить: Мы здесь, на ‘Голосе Америки’, занимаемся пропагандой и добиваемся того, чтобы понравиться вам сильнее наших врагов! – никакая не пропаганда, а вздор. А как способ привить вкус к американскому образу жизни это ничем не отличается от того, чтобы перед ужином попотчевать гостей касторкой вместо коктейля”.) “Политизация” и участие в оппозиционной политической деятельности оказались, таким образом, побочными продуктами жажды развлечений, которую Запад умел утолить. Может, это и не привело к формированию гражданского общества, но сделало более привлекательными идеи, с которыми ассоциировались демократические революции 1989 года.
Роли медиа в передаче политических знаний в демократических и авторитарных государствах поразительно схожи. До распространения на Западе кабельного ТВ политическая информация, особенно новостная, попадала к потребителю случайно даже в демократических странах. Маркус Прайор, исследователь политических коммуникаций из Принстона, утверждает, что большинство американцев узнавали политические новости не потому, что хотели их смотреть, а потому, что больше смотреть было нечего. В итоге люди были лучше информированы о политике, были более склонны к участию в политической деятельности и менее предвзяты. Появление кабельного телевидения, однако, дало людям возможность выбирать между потреблением политических новостей и чем-либо еще. Большинство предсказуемо выбрало “что-либо еще”, то есть в основном развлечения. Меньшинство сохранило интерес к политике и, благодаря развитию специализированных медиа, получило больше возможностей, чем когда-либо могло мечтать. Остальное население в игре попросту не участвует.
Выводы Прайора могут пролить свет на вопрос, почему интернет не способствует повышению политической грамотности и политизации тех, кто пока не решился выразить свое недовольство правительством, в той степени, в какой некоторые из нас желают. Стремление к развлечениям просто перевешивает стремление к политическим знаниям, а “Ю-Тьюб” в состоянии удовлетворить даже самых требовательных любителей развлечений. Просмотр аналога “Сиськи-шоу” в 70-х годах сопровождался политической рекламой длиной по меньшей мере в пять секунд (даже если это был просто джингл “Радио Свобода”). В наши дни можно избежать и этого.
Если бы политики перестали фокусироваться на виртуальных стенах и информационных занавесах (как будто это все, чему их научила холодная война), они смогли бы узнать кое-что о развлечениях. Германская Демократическая Республика представляла собой занятный пример коммунистического режима, который практически все время своего существования принимал западное вещание. Было бы естественно ожидать, что население ГДР окажется более политически информированным и что в стране будут бодрая оппозиция, гражданское общество и процветающий самиздат. Подобные ожидания вполне согласовались бы с представлением о роли информации во время холодной войны. Сделать вывод о том, что от медиа ждали исключительно политики, было очень легко, поскольку исследователи опирались на два узких источника: рассказы недавних эмигрантов и восторженные письма аудитории клонов “Радио Свободная Европа”. Судя по этим источникам, официальная интерпретация событий в государственных СМИ вызывала апатию и разочарование и вынуждала их искать утешения в западных радиопередачах. Тем не менее ни одна из этих групп не была беспристрастной, и поэтому выводы исследователей вновь и вновь ставились под сомнение. Думать, будто авторы писем в редакцию “Радио Свободная Европа” составляли представительную выборку из всего населения – примерно то же самое, что прогуляться в бар за пару кварталов от Конгресса, поговорить там с несколькими сотрудниками парламентского аппарата, зачарованно смотрящими “Си-Спэн” [7] , а после объявить, что большинство американцев великолепно информированы о подоплеке внутренней политики своей страны. (Надо сказать, что не все исследователи, прибегавшие к подобному “сыску”, были дилетантами. Чтобы узнать о действительных взглядах людей, с которыми они беседовали и чьи письма читали, они обращали особое внимание на фрейдистские оговорки.)
Со временем появился гораздо лучший, эмпирический способ проверить западные предположения о роли СМИ в авторитарных государствах. Это была настоящая удача. География Восточной Германии затрудняла блокирование западного сигнала на большей части ее территории, и только шестая часть населения ГДР, сконцентрированная в основном в районах, лежащих далеко от западной границы, не могла принимать телесигнал из ФРГ (эти районы сами немцы прозвали Долиной невежд (Tal Der Ahnungslosen). В 1961 году, когда была возведена Берлинская стена, Союз свободной немецкой молодежи (главная молодежная организация ГДР) начал посылать своих активистов на поиски телеантенн, нацеленных на Запад, чтобы снимать их или перенаправлять на восточногерманские вышки. Народный гнев, однако, привел к тому, что рейды прекратились. К 1973 году лидер ГДР Эрих Хонеккер, знавший о популярности в стране западногерманского телевидения, махнул на это рукой, разрешив своим согражданам (всем, кроме военных, полицейских и учителей) смотреть все, что им хочется, – при условии, что они критически относятся к информации западных СМИ. Одновременно Хонеккер поставил перед телевидением ГДР задачу “избавиться от скуки” и “учесть зрительский спрос на хорошие развлекательные программы”. Таким образом, в течение ряда лет большинство жителей ГДР находилось в довольно странной ситуации. Теоретически они могли сравнить, как два германских государства, демократическое и коммунистическое, интерпретируют одни и те же события. Если выводы исследователей, изучавших письма, отправленные в редакцию “Радио Свободная Европа”, были бы справедливы, то можно было бы ожидать, что жители ГДР буквально прилипают к экранам во время новостных выпусков с демократического Запада, стремясь узнать о злодеяниях режима, а также ищут подпольные антиправительственные ячейки, чтобы присоединиться к ним.