Невыносимо было чувство давления собачьих тел. Невыносимо было чувствовать прохладу их шерсти, удушающий запах трав и клевера. Невыносимо было слушать завывания мастифов и резкий лай гончих: наша добыча, мы догнали нашу добычу.
Ко мне приближался Охотник, и собачьи тела расступались перед ним, словно вода. Его шаги заглушала какофония собачьего лая. Я еле расслышала, как он приказал: «Молчать».
Лай стих. Тишину нарушал только шум проезжавших по дороге машин. Можно было закричать, но зачем? Водители никого, кроме меня, не увидят.
Охотник остановился на расстоянии вытянутой руки. Он не напоминал человека, и от странности его вида захватывало дыхание. Глубоко посаженные глаза были бездонными, как у ястреба. Золотые пряди были золотыми в буквальном смысле слова и поблескивали среди обычных темных волос. На шее виднелись странные черные рисунки, похожие на татуировки.
— Дейдре Монаган.
При звуке его голоса меня мгновенно закружил вихрь воспоминаний: Люк смотрит на тела своих братьев во рву, Охотник убеждает его уйти. Охотник с бесстрастным лицом прижимает Люка к земле, пока фея с песнопением надевает на его руку обруч. Охотник вытаскивает Люка из колодца и без тени злобы говорит: «Тебе предстоит много работы». Охотник со склоненной головой и закрытыми глазами слушает игру флейты. Охотник тащит окровавленного Люка в большую комнату, оставляя за собой алый след.
Томас прошептал мне на ухо:
— Только Люк может убить тебя, пока ты под защитой железа. Будь смелой, дитя.
Охотник посмотрел на него.
— Томас-Рифмач, сохраняй молчание.
Судя по ауре древности, он охотится уже тысячи лет. Его странность пугала меня больше, чем злой смех Элеонор. Я боялась заговорить: наверняка нужно следовать какому-то протоколу.
— Что тебе нужно, Охотник? Разве для твоей своры нет более достойной дичи?
В его глазах мелькнуло странное выражение.
— В самом деле. — Он изучал меня сквозь полуопущенные ресницы. — В самом деле, ты слишком легкая добыча.
— Ты не можешь ее убить, — сказал Томас. — Так зачем охотиться?
— Повелеваю тебе замолчать, Рифмач. — Он снова повернулся ко мне, и, казалось, молчание затянулось на века. В конце концов, он потянулся к бедру и вытащил длинный кинжал с вырезанными на рукоятке головами животных.
— Дейдре Монаган, ты — клеверная и должна умереть.
Не настолько я испугалась, чтобы сидеть и покорно ждать удара. Я сделала шаг назад, чуть не споткнувшись о тела гончих.
— Я знаю, ты не ударишь меня кинжалом.
Томас поморщился, по всей видимости представив, каким болезненным, если не смертельным, будет удар.
— Сними с себя железо, — приказал Охотник. — Я чувствую его запах.
— Черта с два! Держись от меня подальше.
Лицо Охотника не дрогнуло — что тратить нервы на жалкого кролика, который норовит увернуться. Он сделал шаг вперед, немного подняв кинжал, и повторил:
— Сними с себя железо.
Я посмотрела на край поля. День клонился к концу, и наползала тьма, хотя еще не смеркалось. Но какая-то часть меня ощущала приближение ночи и впитывала ее энергию.
Я подняла руку, и кинжал стрелой полетел к моей ладони. Кончик лезвия рассек кожу, и я вздрогнула. Однако кинжал не выронила и направила его на Охотника.
— Возвращайся к ней и скажи, что мне нужен мой друг. И я желаю видеть Люка.
Охотник прищурился, будто он силой мысли пытался вырвать кинжал из моей руки.
— Я никогда не отпускаю свою добычу.
— Меня ты отпустишь. — Я удерживала кинжал. — Передай ей мои слова. — Я вытянула к нему другую руку, представив, что в грудь Охотнику упирается гигант. Я толкнула Охотника, вложив всю энергию, которую могла собрать в темноте, еще не ставшей тьмой.
Охотник полетел вниз по холму.
— Уходи, или я сокрушу тебя, — солгала я. У меня еле хватало сил держать кинжал. Оставалось надеяться, что Охотник поверит в мою угрозу.
Он долго смотрел на меня.
— Свора, за мной.
Волна серебристых тел устремилась за ним. Вытянув дрожащую руку, я ждала, пока они не скроются из вида.
— Он ушел? — в конце концов, прошептала я.
Томас кивнул, не в силах поверить в произошедшее.
— Да.
— Отлично, — сказала я и рухнула на землю.
Во сне я лежала на холме в кольце грибов, сиявших белым в свете звезд. Меня окружала тьма, укачивая, как в колыбели. Я глядела на мириады звезд и на диск луны, белый, словно мел. Я знала, что сплю, потому что на поверхности луны мне виделись птицы с белыми крыльями, переплетенными между собой в невозможном пазле. От их красоты хотелось плакать.
Я не сразу поняла, что рядом кто-то есть, и сначала услышала вздох. А потом повернула голову.
— Я думала, ты умер.
Люк казался усталым. На его лице засохли струйки крови, в голосе звучала странная тоска.
— Боюсь, что нет.
Я проглотила слезы. Они комом стали у меня в горле.
— Я бы так хотела, чтобы ты был рядом.
Сев рядом со мной, он теплыми руками взял мои замерзшие ноги, грязные от пробежки босиком.
— Да, милая, я тоже. Но я рад и сну. Ты замечательно придумала.
Перед тем как заснуть, я ни о чем не думала. Я упала на траву, мечтая, чтобы поскорее наступила тьма.
Я села, придвинувшись ближе к Люку. Он обнял меня и прошептал на ухо:
— Не позволяй Им отнять мой секрет. Это все, что я смог тебе дать.
В его голосе звучало отчаяние. Я искренне сказала:
— Все, что мне от тебя нужно, это ты.
Люк протяжно вздохнул.
— О Ди, я никогда так сильно не жаждал свободы, как сейчас. Я и не подозревал, что будет так больно.
— Я спасу тебя.
Он отстранил меня, держа за плечи, и посмотрел мне в глаза.
— Не важно, что я буду говорить потом, помни: я никогда не причиню тебе боль. Я не способен причинить тебе боль.
Не знаю, Кого он хотел убедить, меня или себя самого.
— Скажи, что мне делать, — попросила я.
Люк нахмурился, и я подумала, что он не ответит.
— Доверяй себе.
Я не могла доверять себе. Каждый раз, когда я доверяла себе, я проникала в чьи-нибудь мысли, заводила машину на расстоянии или падала в обморок. Я не ведала, что творю. Я, словно ребенок с пистолетом, играла с силами, которые не могла контролировать. Я отвела взгляд от птиц на поверхности луны, подумав, что они воплощают все, чего я не знаю.