Кто же атаковал катер с Манштейном? В оперативных сводках авиации СОРа нет никаких упоминаний об атаках вражеских катеров с воздуха. Но вот в 1968 г. в мемуарах Героя Советского Союза М.В. Авдеева оказалась глава под названием «Наш „личный друг“ Эрих фон Манштейн».
По этому поводу историк Мирослав Морозов писал: "Изложенное в ней вкратце сводилось к следующему: однажды утром Авдеев в паре с Данилко получили задачу разведать движение противника по ялтинскому шоссе. Разведав шоссе, летчики заметили идущий вдоль берега катер. «Он шел с большой скоростью, – писал Авдеев. – Насколько я знал, таких судов немцы здесь не имели. Значит – штабной». Затем летчики проштурмовали катер, а при возвращении на аэродром договорились никому об этом не говорить – якобы потому, что выполнение разведывательного задания категорически воспрещало им самим вступать в бой с кем-либо. Дальше еще интересней: Данилко рассказал о случившемся Катрову, а тот всем остальным. В это же время якобы из радиоперехватов стало известно, что на атакованном катере находился сам Манштейн.
Все в этой истории ложь от начала до конца. Во-первых, советским самолетам-разведчикам не запрещалось, а, наоборот, рекомендовалось атковывать цели, что, как мы писали ранее, регулярно делали пилоты разведывательных Пе-2. Во-вторых, ни до, ни после самолеты 3-й ОАГ не атаковывали катеров у берегов Крыма. Нельзя забывать, что немецко-итальянский флот в составе нескольких катеров и сверхмалых подводных лодок на Черном море появился только к концу мая 1942 г., в то время как ЧФ обладал десятками кораблей и катеров различного назначения. Увидев катер, летчики скорей всего подумали бы, что он советский – ведь в конвоях в Севастополь регулярно ходили сторожевые катера, торпедные катера использовались для несения дозорной службы и спасения экипажей сбитых самолетов. В-третьих, советская сторона в тот период не могла расшифровать радиосообщений немцев, кроме того, в документах 3-й ОАГ нет никаких упоминания о подобном перехвате и атаке на катер с Манштейном на борту.
В-четвертных, ни Манштейн, ни Авдеев не упоминают, в какой именно день произошло это событие. В «Боевой летописи ВМФ 1941–1942 гг.» Атака отнесена к 4 июня, в мемуарах К.Д. Денисова – к 5-му. Ответ на все эти вопросы проливает 11-й том официальной истории итальянского флота, вышедший в 1972 г. Там достаточно подробно освещаются действия итальянских сил на Черном море в 1942 г., но об этом инциденте нет ни слова. Только на 42-й странице, где дается таблица со всеми выходами катеров, можно узнать, что атакованным торпедным катером был «MAS 571», и это событие произошло 3 июня. Самое интересное написано в последнем столбце. Отказывается, что атаковавшие истребители… были немецкими… Манштейн решил не выносить сор из избы. Вместо этого 10 июня Рихтнофен отдал приказ, запрещающий самолетам VIII авиакорпуса атаки любых подводных лодок и катеров в пределах всей акватории Черного моря. На этот раз возмутился командующий немецкими военно-морскими силами на Черном море вице-адмирал Вюрмбах. Он заявил, что ВМС союзников по «оси» не плавают по всему морю, а только в прилегающих к Крыму водах, и что он, наоборот, рассчитывает, что VIII авиакорпус примет самое активное участие в борьбе с кораблями, катерами и подводными лодками русских. После этого протеста 12 июня Рихтнофен изменил свое запрещение, конкретно указав, в каких именно водах плавают немецкие и итальянские катера. Тем не менее этот приказ привел к тому, что советские катера могли плавать к мысу Херсонес до последних дней обороны главной базы, подвигаясь опасности атак с воздуха только непосредственно у причалов мыса и у кавказских берегов". [301]
Итальянские же катера продолжали выходить в море. Согласно мемуарам князя Валерио Боргезе, командира 10-й флотилии MAS: "29 июня 5 торпедных катеров снова вышли в море, чтобы во взаимодействии с 6 немецкими десантными судами произвести демонстрацию высадки десанта на берегу между мысом Фиолент и Балаклавой с целью отвлечь внимание русских от настоящего десанта, который должен был высадиться в другом месте…
Чтобы привлечь к себе внимание противника, наши моряки кричали и стреляли, стараясь наделать как можно больше шума, катера маневрировали, наконец, один взрывающийся катер, управляемый старшиной Барбьери, был направлен прямо на берег и своим ужасающим взрывом еще больше усилил желаемую суматоху". [302]
На самом деле в 3 часа ночи 29 июня посты наблюдения береговой обороны засекли 12 моторных шхун с десантом и 5 итальянских торпедных катеров, шедших из Ялты мимо мыса Айя к Георгиевскому монастырю и Мраморной балке. Батарея № 18 (четыре 152-мм пушки Кане) открыла по ним огонь с дистанции 35–40 кабельтовых (6,4–7,3 км). В течение 15–20 минут 9 шхун было потоплено, а трем шхунам вместе с торпедными катерами удалось уйти.
Несколько слов стоит сказать о судьбе батареи БС-18 «Кентавр-2». 30 июня прямой наводкой из 152-мм пушек Кане было подбито два немецких танка. Так сказано в донесении, на самом деле это были самоходки противника. К утру 1 июня на батарее осталось тридцать 152-мм шрапнельных снарядов и несколько практических. Спасибо Октябрьскому, вывезшему снаряды! Пришлось стрелять шрапнелью и болванками. Тем не менее, в этот день атака румынского батальона на батарею была отбита с большими потерями. После этого противник пустил в ход авиацию, которая начала бомбить батарею. Было произведено несколько авианалетов и в результате повреждено одно орудие, а личный состав понес значительные потери ранеными и убитыми. Оставшиеся батарейцы по приказу командира батареи старшего лейтенанта Н.И. Дмитриева подорвали орудия и около 8 часов вечера 1 июля сумели пробиться на 35-ю батарею, где принимали участие в боях, в которых погиб Дмитриев.
К ночи 30 июня фронт войск севастопольской обороны проходил по рубежу: хутор Фирсова, хутор Иванова, хутор Пятницкого, слобода Рудольфова, Панорама и станция Севастополь.
Еще утром 30 июня, в 9 ч. 50 мин., Октябрьский послал телеграмму Буденному и Кузнецову: "Противник прорвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали… хотя большинство продолжает героически драться. Противник резко увеличил нажим авиацией, танками, надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2–3 дня.
Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30.06. на 1.07. вывезти самолетами 200–250 ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова". [303] (Сх. 50)
Как драпало начальство из Севастополя (из книги Иванова В.Б. «Тайны Севастополя»)
Нарком Кузнецов получил телеграмму Октябрьского в тот же день в 14 часов. Переговорив со Сталиным, он в 16 часов посла Военному Совету Черноморского флота телеграмму: «Эвакуация ответственных работников и ваш выезд разрешены».
В 19 ч. 30 июня на заседании Военного Совета Черноморского флота Октябрьский объявил решение Ставки и приказал эвакуировать 1 июля Военный Совет Черноморского флота, Военный Совет Приморской армии и ряд командиров и военкомов дивизий.