У обеих пушек лафет клепаный однобрусный; у горной пушки дополнительно имелись шарниры для разъема станин.
Рассмотрев оба проекта, комитет Артиллерийского управления принял решение прекратить работы над проектом горной пушкой Ф-31, «так как она никаких особых преимуществ перед 76-мм горной пушкой 7—2 не имеет»; проект полковой пушки Ф-24 необходимо переработать. В частности, было предложено патрон и камору взять от пушки 7—2, вместо однобрусного лафета сделать лафет с раздвижными станинами, переменную высоту линии огня за счет излома боевой оси не применять ввиду сложности такой конструкции.
Деятели из Артиллерийского управления были настроены явно агрессивно по отношению к Грабину и в пику ему даже не оплатили проект Ф-31, хотя он выполнялся по заказу Артиллерийского управления и постановлению Комитета обороны.
Грабин переделал лафет пушки Ф-24, введя раздвижные станины. Рабочие чертежи и макет Ф-24 были рассмотрены Артуправлением 16 октября 1939 г.
Первый опытный образец пушки Ф-24 был закончен заводом № 92 в первых числах января 1940 г. Всего завод изготовил 4 такие пушки.
На вооружение пушка Ф-24 так и не поступила, хотя обладала достаточно хорошими тактико-техническими данными. Основной причиной, видимо, было увлечение как Грабина, так и деятелей из ГАУ 76-мм и 107-мм дивизионными, танковыми и казематными пушками.
О 76-мм полковой пушке Ф-24 Грабин в воспоминаниях упоминает мельком и в основном в связи с тем, что на базе ее лафета был создан лафет 57-мм противотанковой пушки ЗИС-2. Но вот горькая обида на то, что вместо его горной пушки Ф-31 была принята на вооружение арсеналь-ская пушка 7—2, осталась на всю жизнь. Она отразилась и в воспоминаниях Василия Гавриловича:
«Помню такой эпизод. Однажды вызвал меня Ванников и предложил срочно выехать на один артиллерийский завод, чтобы изучить там конструкцию 76-мм горной пушки с заводским индексом 7—1 и дать по ней заключение и предложения. Ванников не объяснил, чем это вызвано, а я не стал спрашивать. С разрешения Бориса Львовича я взял с собой двух наших сотрудников, конструктора Розанова и технолога Антипина и выехал на завод. Начальник конструкторского бюро завода встретил нас на редкость нелюбезно. Сначала мы ознакомились с чертежами, затем с опытным образцом пушки и только после этого приступили к изучению и оценке конструкции.
По своему замыслу пушка оказалась не на высоком уровне и почти полностью копировала чешскую горную пушку обр. 1915 г., а по некоторым механизмам и узлам была даже хуже ее. Мы попросили начальника КБ объяснить, почему избрана именно эта схема орудия. Он категорически отрицал, что скопирована чешская пушка, заявив, что о таком орудии никогда не слышал, особенно настаивал на том, что конструкция совершенно оригинальна. Нам ничего не оставалось, как поверить ему, хотя слишком уж многое указывало на заимствование.
Больше месяца мы занимались пушкой 7—1, но не нашли ни одного агрегата, который можно было бы назвать удовлетворительным. Нам самим было неприятно, что бук вально по каждому узлу и по каждой командной детали приходилось давать отрицательное заключение. Хотелось хоть что-нибудь признать хорошим, но не было для этого никаких оснований.
Между тем начальник КБ делал все, чтобы скомпрометировать наше заключение, настраивал против нас своих конструкторов, пытался заручиться поддержкой в других КБ. На причины его нелюбезности, если не сказать откровенной враждебности, пролил свет случай. Как-то я заметил под брезентом пушку и попросил открыть ее. Работникам завода пришлось выполнить мою просьбу. Под брезентом оказалась чешская горная пушка. Вот тебе и оригинальность 7—1! Я попросил, чтобы в цех пригласили начальника КБ. Когда он увидел меня возле открытой чешской пушки, я повернулся, не говоря ни слова, и ушел. Меня глубоко возмутило не то, что была использована схема чужого орудия, а то, что конструктор [Л.И. Горлицкий. — А. Ш.], наделенный властью и ответственностью, так бессовестно врал.
На техническом совещании завода я изложил наше заключение по конструкции. От пушки остались только калибр и колеса, да и это не было заслугой КБ: калибр был указан заказчиком, а колеса спроектированы конструкторским бюро под руководством Розенберга, которое специализировалось на проектировании ходовых частей, передков пушек и зарядных ящиков. На том же совещании я изложил наши предложения по проектированию 76-мм горной пушки. Один экземпляр этих документов был оставлен на заводе, другой передан Ванникову. Борис Львович утвердил наши выводы, затем при мне позвонил начальнику Главного артиллерийского управления. ГАУ согласилось с предложением спроектировать новую горную пушку по разработанной нами схеме. Пушка эта была создана, получила индекс 7—2 и была принята на вооружение. Однако в начале Великой Отечественной войны к нам на завод доставили горную пушку 7—2 с крупным дефектом: две пружины накатника разделяла очень тяжелая деталь, при откате она приобретала огромные усилия и работала, как молот. Оказалось, что КБ завода-изготовителя все же отступило от наших предложений. Опыт знакомства с начальником этого КБ давал мне основания думать, что немалую роль в этом
сыграло его стремление все же хоть в чем-то проявить "творческую самостоятельность”. Полезно было бы подсчитать, во что обошлась эта “самостоятельность” в мирное время и особенно во время войны»*.
Здесь Грабин в чем-то прав, но во многом основательно напутал. В действительности никто не копировал «чешскую горную пушку обр. 1915 г.» (кстати, в 1915 г. не могло и быть никаких «чешских» пушек за отсутствием такового государства). В соответствии с постановлением Совета Труда и Обороны от 8 января 1936 г. по договоренности с фирмой «Шкода» были проведены полевые и войсковые испытания опытного образца 75-мм горной пушки С-5 со стволом, изготовленным под калибр 76,2 мм. Причем полигонные испытания были проведены в Чехословакии и на НИАПе, а войсковые испытания — в 1936 г. в Закавказье.
В СССР С-5 именовалась «горной пушкой особой доставки», или Г-36 (горная обр. 1936 г.). По мнению ГАУ, С-5 оказалась лучшим типом из известных пушек.
Фирма «Шкода» поставила условие: купить 100 батарей горных пушек и 400 тысяч выстрелов к ним за 22 млн долларов. Цена одной батареи из четырех пушек — 87 500 долларов. Кроме того, фирма бесплатно предоставляла чертежи и передавала право на изготовление пушек, снарядов и всех элементов выстрела.
Начальник вооружений и технического снабжения РККА Халепский заявил, что покупка С-5 даст возможность выиграть по крайней мере год-полтора в сроках развертывания горных пушек в СССР.
Но было жаль тратить валюту, и после долгих переговоров, в начале 1937 г. было подписано соглашение о том, что фирма «Шкода» передает СССР документацию на изготовление С-5 в обмен на лицензию и техническую помощь в строительстве в Чехословакии советского бомбардировщика СБ-2. В том же году был произведен обмен документацией.
В «чистом виде» С-5 в СССР не изготавливалась. Но на заводе № 7 (им. Фрунзе) под руководством J1.И. Горлицкого на основе С-5 был изготовлен опытный образец 76-мм горной пушки 7—1. Этот образец оказался даже хуже С-5» и,