Солидную взятку, «жалованье», русские послы отвалили султанову фавориту Мах-мету-паше. Русским дипломатам не удалось добиться признания захвата Астрахани и заключения мира, но от намерения посылать турецкие войска как против Астрахани, так и против России вообще, Селим отказался.
Зато Девлет Гирей, избавившись от турецких войск, счел себя достаточно сильным, чтобы потребовать у Ивана IV Казань и Астрахань. Весной 1571 г. хан собрал 120-тысячную орду и двинулся на Русь.
Иван Грозный поспешил уехать «по делам» в Александровскую слободу, а оттуда — в Ростов. При этом в походе хана он обвинил «изменников бояр», назвавших татар.
24 мая хан подошел к Москве. В предместьях города завязался бой, и татары сумели поджечь окраины Москвы. Был сильный ветер и жара, и за три часа пожар истребил громаду сухих деревянных строений. Уцелел только Кремль. По сведениям иностранцев, в огне погибло до 800 тысяч человек. Данные эти, видимо, преувеличены, но не следует забывать, что в Москву, спасаясь от татар, сбежало много народу из окрестностей. По русским данным, людей погорело бесчисленное множество. Митрополит с духовенством просидели в со- борной церкви Успения. Первый боярин, князь Иван Дмитриевич Бельский, задохнулся на своем дворе в каменном погребе. «Других князей, княгинь, боярынь и всяких людей кто перечтет? Москва-река мертвых не пронесла: специально были поставлены люди спускать трупы вниз по реке. Хоронили только тех, у кого были родственники или знакомые».
Пожар мешал татарам грабить в предместьях. Осаждать Кремль хан не решился и ушел с множеством пленных, по некоторым данным, до 150 тысяч, услыхав о приближении большого русского войска. Когда Иван возвращался в Москву, то в селе Братовщине, на Троицкой дороге его встретили послы Девлет Гирея, подавшие ему ханскую грамоту. Там было сказано: «Жгу и постошу все из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество божие. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел венца твоего и головы; но ты не пришел и против нас не стал, а еще хвалишься, что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришел против нас и стоял. Захочешь с нами душевною мыслию в дружбе быть, так отдай наши юрты — Астрахань и Казань; а захочешь казною и деньгами всесветное богатство нам давать — ненадобно; желание наше — Казань и Астрахань, а государства твоего дороги я видел и опознал».
Иван ответил хану льстивой грамотой: «Ты в грамоте пишешь о войне, и если я об этом же стану писать, то к доброму делу не придем. Если ты сердишься за отказ к Казани и Астрахани, то мы Астрахань хотим тебе уступить, только теперь скоро этому делу статься нельзя: для него должны быть у нас твои послы, а гонцами такого великого дела сделать невозможно; до тех бы пор ты пожаловал, дал сроки, и земли наши не воевал». Одни историки уверяют, что царь струсил, а другие, что это была военная хитрость и он тянул время. Я думаю, что имело место и то, и другое. Иван был столь же хитер, сколь и труслив.
В ответном письме Девлет Гирей писал царю: «Что нам Астрахань даешь, а Казани не даешь, и нам то непригоже кажется: одной и той же реки верховье у тебя будет, а устью у меня как быть!»
Летом 1572 г. хан со 120-тысячной ордой опять двинулся к Москве. В 50 км от Москвы на берегу реки Лопасни Девлет Гирей был перехвачен князем Михаилом Ивановичем Воротынским. В кровопролитном бою татары потерпели поражение и бежали в Крым с большими потерями. После этого хан переменил тон и прислал сказать Ивану: «Мне ведомо, что у царя и великого князя земля велика и людей много: в длину земли его ход девять месяцев, поперек — шесть месяцев, а мне не дает Казани и Астрахани! Если он мне эти города отдаст, то у него, и кроме них, еще много городов останется. Не даст Казани и Астрахани, то хотя бы дал одну Астрахань, потому что мне срам от турского: с царем и великим князем воюет, а ни Казани, ни Астрахани не возьмет и ничего с ним не сделает! Только царь даст мне Астрахань, и я до смерти на его земли ходить не стану; а голоден я не буду: с левой стороны у меня литовский, а с правой — черкесы, стану их воевать и от них еще сытей буду: ходу мне в те земли только два месяца взад и вперед».
Я умышленно привожу длинные, возможно, скучные для части читателей цитаты из писем крымских ханов, дабы не вызвать упреков в предвзятости к крымским татарам. Сам хан открыто признается, что его народ — банды разбойников и без грабежа они помрут с голоду, но поскольку есть возможность грабить слева и справа, они могут дать Руси и несколько лет пожить спокойно.
Иван в ответной грамоте также переменил тон: он отвечал хану, что не надеется на его обещание довольствоваться только Литовской и Черкесской землей. «Теперь, — писал он, — против нас одна сабля — Крым; а тогда Казань будет вторая сабля, Астрахань — третья, ногаи — четвертая»». Грозный обожал в письмах подкалывать своих оппонентов. Не удержался и тут, напомнил о хвастливых словах хана о Казани и Астрахани: «Поминки я тебе послал легкие, добрых поминков не послал: ты писал, что тебе ненадобны деньги, что богатство для тебя с прахом равно».
На этом, собственно, и закончилась борьба за Казань и Астрахань. Более никто не пытался оспаривать у России этих городов. По крайней мере до времен Ельцина.
Название главы наверняка ассоциируется у читателя с учебником истории 40 — 60-х гг. XX века. Тем не менее именно такой заголовок больше всего соответствует событиям XVI–XVII веков. Борьбу с татарами и турками параллельно вели Московское государство и вольные русские люди — запорожские и донские казаки.
Вольные казаки и государство в XVI–XVII веках в большинстве случаев действовали независимо друг от друга. Причем стратегия Московского государства в борьбе с Крымом сводилась к пассивной обороне (за редкими исключениями), а казаки предпочитали молниеносные войны.
Уже при великом князе Василии III в 1512 г. была составлена первая «роспись» русских полков для обороны «крымской украины». Воеводы с полками размещались вдоль Оки — в Кашире, Серпухове, Тарусе, Рязани, «на Осетре»; и по берегу Угры. В 1513 г. пять полков были направлены в Тулу.
Охрана «берега» от татарских набегов стала общегосударственной повинностью. На Оку прибывали отряды из самых отдаленных областей Руси. Например, отряд из Великого Устюга стоял «на перевозе на Кашире», а потом «стояла сила устюжская заставою на стороже на Оке, на устьи реки Угры от Орды». Отряды, оборонявшие «берег», формировались из «детей боярских», «посошных» и «пищальников».
В начале XVI века оборона Московского государства от татар включала в себя укрепленные линии по берегам рек Оки и Угры, где стояли русские полки, и действия «легких воевод» «за рекой».
Первый набег крымских татар на Московское государство состоялся где-то между 1500 и 1503 гг. Во всяком случае, осенью 1503 г. московские послы жаловались хану Менгли Гирею на нападения татар на Чернигов. В 1511 г. крымские татары дошли до Оки. В дальнейшем в каждое десятилетие происхо дило по несколько походов татар. Вот некоторые примеры. В 1527 г. крымцы дошли до Оки, а затем разорили Рязанщину. В среднем один татарин привел из похода по 5–6 пленников. Крымский хан получил только в виде «тамги» (налога») с продажи русских пленных 100 тысяч золотых.