Отдельная русско-турецкая конвенция конкретизировала типы судов на Черном море. Каждая из черноморских держав могла иметь для береговой службы по шесть паровых судов длиной до 50 м по ватерлинии и водоизмещением до 800 т и по четыре легких паровых или парусных судна водоизмещением до 200 т. России и Турции следовало отныне соблюдать одинаковые ограничения. Однако для турок это было пустой формальностью, ведь в целом на султанский флот не накладывалось никаких ограничений. И при необходимости весь турецкий флот за сутки мог проследовать из Мраморного моря в Черное. Россия же фактически лишалась с таким трудом созданного флота.
После получения в Петербурге текста договора канцлер К. В. Нессельроде отправил депешу графу Орлову, где говорилось:
«Государю императору благоугодно было оценить по достоинству непреклонную настойчивость, проявленную вами для того, чтобы побороть злые намерения наших врагов, равно как и мудрую проницательность, с которою вы и барон Бруннов сумели, среди возникавших затруднений, устранить препятствия, которые повредили бы соглашению… Вы успели, при добром расположении к вам императора Наполеона, расстроить намерения Англии и уничтожить коалицию, принимавшую все более и более страшные размеры, способную ввергнуть Россию в продолжительную войну, исход которой нельзя было предвидеть»
(56. Кн. первая. С. 219).
К этой депеше прилагалась высочайше одобренная записка, излагавшая взгляд Александра II на новое политическое положение, проистекавшее из мирного договора:
«Трактат, только что заключенный в Париже, полагая конец войне, а вследствие того и образовавшейся против России коалиции, все же, должно признаться, оставляет нас в неопределенном положении относительно нашей политики в будущем. После недавно перенесенного испытания, России нужно сосредоточиться в самой себе и искать (пути для того, чтобы. — А. Ш.) излечить внутренними средствами нанесенные ей войною раны. На этой мысли должна основываться вся наша политика в течение времени, которое нельзя определить, с целью достигнуть исполнения этого благого желания… Швеция на севере и Турция на юге стоят против нас в условиях совершенно новых и щекотливых. Англия, наш действительный, упорный враг, осталась недовольной и злобной по заключении мира, а потому начальные причины, вызвавшие против нас коалицию, продолжают существовать. Наше единственное ручательство против возникновения несогласий, прекращенных миром, и наше обеспечение в том, что мир этот продлится столько, сколько необходимо нам для наших внутренних потребностей, — заключается в добром к нам расположении императора Наполеона, а потому сохранить это расположение, не обязываясь, однако, следовать за ним в его предприятиях, — должно быть целью всех наших стараний»
(56. Кн. первая. С. 219–220).
Эта записка полностью отражала взгляды нового министра иностранных дел князя Александра Михайловича Горчакова. Любопытно, что Александр II подписал рескрипт о назначении Горчакова в свой день рождения — 17 апреля 1856 г. Замечу, что официальные царские историки положительно оценивали дипломатическую деятельность А. Ф. Орлова и А. М. Горчакова по подписанию Парижского мира. Советские и современные российские историки придерживаются той же точки зрения. На первый взгляд такая оценка выглядит объективной. В самом деле, в 1856 г. главной заботой России были внутренние дела. Готовились отмена крепостного права, военная, судебная и другие реформы. Наконец, Александр II хотел короноваться в Москве в спокойных условиях. Для этого России действительно требовалось «сосредоточиться» на внутренних проблемах. Однако не следует забывать, что внешняя политика государства сильно влияет на состояние общества и на ход реформ в стране. А оценка Горчаковым внешнеполитического положения России с 1857 по 1870 г. была в целом неверной.
Культ князя A. M. Горчакова начал складываться еще до 1867 г., когда он был назначен канцлером, т. е. высшим государственным чиновником России. Кстати, Горчаков был и последним канцлером Российской империи. После же знаменитой «Циркулярной депеши» от 19 октября 1870 г. его стали считать «спасителем Отечества». В 1871 г. ему посвящал стихи Тютчев, в 70-е гг. XX в. Пикуль написал книгу «Битва великих канцлеров». И вот в постсоветское время мы наблюдаем новый всплеск популяризации Горчакова. На самом же деле Горчаков был весьма талантливым дипломатом, но, увы, с уровнем мышления конца XVIII в. Он наивно полагал, что ходом истории можно управлять с помощью дипломатических нот, депеш или циркуляров. В чем-то он был похож на русского дипломата Билибина, с блеском описанного Л. Н. Толстым в романе «Война и мир». Кроме того, в 1856 г. Горчаков, как и многие другие наши дипломаты и военные, заболел «синдромом Крымской войны», т. е. боязнью европейских коалиций, направленных против России. Секрет же успеха князя Горчакова в том, что статью Парижского мира об ограничении морских сил на Черном море он сумел раздуть до размеров национальной катастрофы, а затем через четырнадцать лет совершил чудо — одним росчерком пера избавил Русь от столь страшной угрозы. Немаловажным фактором для популярности Горчакова была его относительная близость к А. С. Пушкину.
Надо сказать, что в 1854–1856 гг. европейские государства были настроены против России по двум причинам. Во-первых, им казалось, что в 1853–1854 гг. Россия готовилась одна захватить наследство «больного человека», [2] в частности — Черноморские проливы. Во-вторых, Россия с 1815 г. была жандармом Европы. Советские историки видели роль царизма лишь в подавлении революционных и национально-освободительных войн в Европе. Но помимо того, царизм мешал и территориальному переделу Европы. А к перекройке границ рвались все, от Франции и Пруссии до маленького Сардинского королевства. И почти сразу же после заключения Парижского мира в Европе произошла серия войн. В 1859 г. Франция и Сардинское королевство начали войну против Австрийской империи. В 1866 г. против Австрийской империи воевали Пруссия и Италия. В 1867 г. Франция осуществила интервенцию в Италии и ввела войска в Папскую область. Назревал серьезный конфликт между Францией и Пруссией за господство над мелкими германскими государствами. Австрия также стремилась восстановить там свою власть, в значительной степени утерянную в 1866 г. К 1867 г. сложилась весьма благоприятная для России внешнеполитическая обстановка. Россия уже не могла остаться, как в 1855 г., в одиночестве против коалиции европейских стран. Наоборот, все без исключения европейские страны начинают в большей или меньшей степени добиваться союза с Россией. И такое положение сохраняется до 1914 г. С 1866 г. руки у России были развязаны. Теперь она могла делать все, что хочет. Но, увы, этого не понимали ни Горчаков, ни Александр II.
Стенания Горчакова о позорной статье Парижского договора, запрещавшего России иметь флот на Черном море, были хороши лишь как пропагандистский лозунг.
Реально же все эти ограничения ни на йоту не могли сдержать наращивания военной мощи России в этом регионе.