– Да. Посмотрим же, как работала эта авторитарная модернизация? В первой своей части она сработала, то есть авторитаризм – пожалуйста, он есть. А вот насчет модернизации чего-то не получается.
– Может, еще рано, может, сейчас время концентрации, а вот на следующий год и будет результат?
– Правильно улыбаетесь… Посмотрим любую сферу, экономику например. Рост ВВП упал до 6 процентов. В Украине – 14. Мы на 8-м месте в СНГ. Цены растут очень сильно. Даже по официальным данным инфляция 11,7 процента, наверное, будет. Это по официальным данным, а в реальности, я думаю, значительно больше.
Есть индекс деловой активности, то есть планы предпринимателей – что они собираются делать, сколько контрактов они заключают, какое у них настроение. В этом году этот индекс опустился ниже планки в 50 пунктов, а это ознчает, что он теперь такой, каким был в 98-м году после кризиса, дефолта.
– Но это, как я понимаю, было время расцвета демократии?
– У нас не было по-настоящему демократии.
– Но если мы говорим, что сейчас мы пришли в эпоху авторитарного правления, тогда какая была эпоха до него, если не демократическая? Или у нас была олигархическая анархия?
– Совершенно точно, так оно и было. Как и всякая олигархия, она попыталась установить свою власть, и она ее установила.
– А может, как раз власть пытается разобраться с олигархами, с теми, кто покусился на самое священное, на власть?
– Да ладно вам, ни с чем она не пытается разобраться!
– Вы же первый враг олигархов, я же помню, как вы жестко высказывались.
– Поэтому я и считаю, что нынешний президент Владимир Путин не борется с олигархами, он этим вообще не занимается.
– А как вы видите борьбу с олигархами?
– Должна быть дана политическая и правовая оценка приватизации. И не как сведение счетов, не как персональное нападение на кого-то: кого-то выгнать из страны, кого-то посадить. И потом, я должен сказать, что это в первую очередь не вина бизнесменов, а это государство им предложило в свое время такие правила игры…
– Сращивание чиновника с бизнесменом.
– Ну так и дайте оценку всему! Дайте оценку тому, кто придумал залоговые аукционы, дайте оценку правительству того времени. Вы же власть!
– А какие ваши предложения? Мы не пойдем по коммунистическому принципу – отнять, поделить? Как найти социально справедливый метод разрешения этого конфликта?
– Чтобы решить эту задачу, нам нужно найти компромисс между гражданами, которые справедливо считают себя ограбленными, между властью, которая не хочет, чтобы ею помыкал большой денежный мешок, и между бизнесменами, которым нужно продолжать работать и нужно сохранить собственность, которая нужна для этой работы. Исходя из этого я предлагаю… Сделки середины 90-х годов, если в них не было убийств и не было преступлений против личности, должны быть раз и навсегда признаны. Затем надо немедленно вводить компенсационный налог. Он платится один раз, он довольно существенный, он выравнивает ситуацию. Например, можно взять всю прибыль, которая была получена за десять лет, вычесть то, что было заплачено при приобретении этой собственности, и, скажем, пятнадцать или двадцать процентов от этой суммы и будет налогом. Затем – ограждение власти от влияния денежных мешков.
– Каким образом?
– Прежде всего – принять закон о прозрачном финансировании политических партий.
Чтобы все граждане все знали. И тогда вся политическая жизнь страны будет под контролем общества.
– Я не понимаю, что происходит в стане оппозиции. Собрались уважаемые мною люди на Конгрессе демократических сил, но опять ни до чего не договорились. Я не понял, а почему вы были не в президиуме? Можете мне это объяснить?
– Потому что нет никакой необходимости сидеть в президиуме. Этосовсем другое дело, связанное с тем, что туда были приглашены гражданские организации со всей страны, и это очень хорошо.
– Это хорошо.
– Эти гражданские организации по целому ряду важных позиций выразили общую точку зрения, это тоже очень важно. Там была возможность встретиться с представителями десятков, если не сотен ключевых гражданских организаций во всей стране для обсуждения самых разных проблем.
– Вы предложили использовать структуру «Яблока» и создать единое мощное демократическое движение. И как я понимаю, в зале раздались чуть ли не иронические возгласы, очень по-разному это было воспринято.
– Этот процесс обязательно состоится, все честные демократы объединятся.
– Формулировка "все честные демократы" означает, что есть еще и нечестные демократы?
– Нет, это означает, что честные объединятся, если больше никого не останется.
– А кто относится к честным демократам?
– У всех же есть своя политическая биография, все же знают, кто и что делал, кто в каком качестве участвовал в демократическом движении, в общем, это не мне решать…
– Вы готовы объединиться с Чубайсом?
– Нет, он не демократ, и Союз правых сил – не демократическая организация, на этом точка.
– Они – олигархическое политическое крыло?
– Совершенно точно.
– А коммунисты?
– Тем более, они с другой стороны находятся, тоже совершенно не наши союзники.
– В этой стране не может быть разумной, мощной демократической оппозиции?
– Может долгое время не быть, раз нет в стране телевидения, свободного от цензуры, независимого суда, независимого парламента, независимых источников финансирования…
– На парламентских выборах 2003 года партия «Яблоко» не прошла в Государственную думу. Вы эти результаты оспариваете в суде. Какие ваши расчеты по избирательному процессу, сколько процентов вы набрали?
– Мы преодолели барьер в пять процентов.
– В Америке, в Огайо, избиратели подали в суд с требованием признать выборы президента неверными, потому что были ошибки в компьютерной системе. А ошибка у нас – это сколько?
– Я не знаю. Я спрашивал суд не об этом, а о том, нарушен был закон в ходе выборов или не нарушен? Суд отказался отвечать на этот вопрос.
– Я никак не могу этого понять. Если речь идет о том, что одной партии было предоставлено больше телевизионного эфира, чем остальным, то это же очевидно!
Это видят все.
– А суд не увидел…
– Но какой вывод должен был сделать суд? Отменить результаты выборов?
– Это совсем другой разговор. В данном случае речь о частном определении суда…
– Вы целый год судились для того, чтобы добиться частного определения?
– Это не пустяк. Это восстановление законности, справедливости. Это значит, что мы были правы. А мы – это миллионы избирателей, которые десять лет за нас голосовали. Да, сегодня в России семьдесят процентов граждан не желают никакой демократии, это правда, так оно и есть. Но есть двенадцать – пятнадцать миллионов человек, для которых это жизненно важно.