– А это Рома, он умеет дружить.
Как человеку умному, Немцову быстро стало понятно, что никаких шансов стать президентом у него нет. Исчезли также иллюзии, что в стране что-то можно изменить к лучшему, поскольку характер принимаемых решений отличался от заявленной и официальной структуры власти. Очень похожий путь разочарований прошли и многие другие правые политики, в частности Хакамада и Кириенко.
Собственно говоря, те, кого теперь называют правыми, появились на политической арене благодаря перестройке, причем, в отличие от своих левых коллег, которые узурпировали ностальгическую нишу, и Хакамада, и Немцов, и Кох, и Чубайс на первых порах оказались выгодоприобретателями от всех чубайсо-гайдаровских реформ.
Должно быть, поэтому общественное мнение по-прежнему их ассоциирует с властью, да и критика экономического курса всегда в их устах выглядит неубедительной.
Многие из правых искренне считают себя бизнесменами. В биографии большинства из них значатся довольно успешные проекты, хотя и связанные напрямую с близостью к власти. По своему характеру они мечутся между прагматиками и романтиками, им не хватает чиновничьего цинизма, чтобы выбирать победившую сторону и вливаться в ряды очередного пропрезидентского образования, хотя опыт 90-х и удерживает их от жесткой конфронтации с властью. Пуповиной они связаны с современным чиновничеством. Они тешат себя иллюзией о симпатиях к среднему классу, однако совсем не понимают его, считая малый и средний бизнес лишь промежуточным этапом развития олигархических структур.
Правые хорошо образованны, они стильные, сравнительно молодые люди, скорее прозападные, но опять же не в своих воззрениях, а по своему внешнему виду. Среди них модно рассуждать о протестантизме, и при этом, как часто случается с терминами в России, они имеют в виду прагматам.
Они не могут не быть героями СМИ, так как вышли из той же узкой прослойки детей ИТР, хорошо говорят и любят это делать, их трагедия в ином – разговоры заканчиваются пшиком.
Нет ни одного правого политика, который не потерпел бы тяжелейшего поражения. В отличие от левых правые были во власти, но добились трагического результата.
Они собственноручно выкорчевали основы демократического общества, создав олигархическую форму правления при византийской системе принятия решений.
Особенно болезненными для меня и моих друзей оказались разочарования в тех людях, с которыми я лично связывал большие надежды. Как это часто бывает, можно простить политические поражения, но вот что делать с личной нечистоплотностью? Здесь я даже не имею в виду узаконенное в их представлении о жизни разночтение официальных доходов и реальных затрат. Умиляет мелочность.
Когда группа писателей из демократического правительства была поймана на получении гонорара за бессмертный труд о приватизации в России, то в это верить даже не хотелось. Когда полетели головы друзей-коллег Чубайса, а он, мужественно отказавшись от одного из постов, все же нашел в себе силы остаться в правительстве, то возникло ощущение, что он просто пожертвовал всеми ради сохранения себя во власти.
Во время передачи «Процесс» я беседовал с господином Кохом, который позиционирует себя как бизнесмен, что облегчило мою задачу. Так вот, этот господин, легко и цинично раздающий суждения обо всем, вдруг превратился в сущего наивного агнца, когда речь пошла о соотношении тиража заказанной книги, ее продажной цены и суммы гонорара, выплаченной за нее. Моментально испарилась предпринимательская жилка и начались проблемы с памятью.
Я несколько раз после той встречи пересекался с Альфредом Рейнгольдовичем и даже как-то раз, во время работы на ТВС, предлагал его кандидатуру на роль директора канала. Позвонил ему, учитывая долги и проблемы с финансированием олигархического колхоза, считал разумным использовать механизм банкротства, который Кох воспринял как предложение кинуть своих друзей-олигархов, совладельцев канала. Я понял, что у этого господина ну очень свое представление о бизнесе, но есть четкое понимание о том, с кем надо дружить.
Мощнейший удар по правым политикам нанес дефолт 1998 года. Сейчас очевидно, что в его основе лежало в первую очередь полнейшее неумение управлять народным хозяйством и феноменальный уровень воровства, который характеризовал всю финансово-экономическую систему России. Я нигде не слышал о связи дефолта с залоговой приватизацией, хотя она очевидна. Точнее, как залоговая приватизация, дефолт, так и нынешний структурный кризис в экономике проистекают из базовой проблемы класса российских чиновников-предпринимателей. Среди них не оказалось ни одного производственника, ни одного системно мыслящего экономиста со знанием реальной экономики, который бы мог повлиять на экономическую политику.
В основе всех преобразований лежал ген спекуляции, гигантские состояния добывались на игре в разнице цен и кредитных ставок, на возможности хапнуть куски госсобственности за счет близости к своим младореформаторам. юзже, когда отгремели все детские схемы финансовых пирамид, вылезла на поверхность чудовищная залоговая приватизация.
Я не думаю, что существует хоть один человеке России, не понимающий всю преступность этой затеи. Скорее, оценка ей дается иная – не надо трогать, а то опять будет передел, но тут уже будет действовать шариковщина. Oправдать несправедливость с помощью ее усугубления – это типичная рабская мысль, очень характерная для России, и все россияне готовы в нее верить благодаря историческому опыту.
У такого подхода есть свои разновидности: не надо трогать приватизацию, а то пострадают сотни тысяч граждан, принявших в ней участие. Этот посыл в данном случае неприменим, так как залоговых аукционов было не много, и речь в первую очередь идет именно о них. Ну и абсолютно гениальный резон: надо либо наказывать всех, либо никого, а иначе получается избирательное правосудие. Здесь, конечно, на ум приходит дело ЮКОСа и суд над Ходорковским со товарищи. Примечательная логика, если ее применить к криминальным преступлениям, то суд над Чикатило невозможен, пока все насильники не будут пойманы.
Мне гораздо ближе логика наказания всех, но, может быть, не сразу, а в каждом конкретном случае проводить расследование и суд.
Залоговые аукционы – образец аморальности, самые лакомые куски государственного пирога были розданы финансистам вторых выборов Ельцина с такой наглостью и лихостью, что теперь некоторыми это воспринимается как предпринимательская жилка. В чем жилка? В том, чтобы купить госсобственность на госденьги, которые временно оказались размещенными на счетах банка финансовой группы, покупавшей нефтяные месторождения? А может, в том, чтобы провести аукцион между компаниями, которые принадлежат партнерам Березовскому и Абрамовичу, и, используя административный ресурс, не пустить на аукцион реальных игроков, а позже кричать, что все по закону? Или, может, эта самая предпринимательская жилка кроется в том, чтобы приобретать за доллар тысячи или скупать на миллиардные дивиденды от абсолютно аморальной пелки игроков для своего английского футбольного клуба и рассуждать о священном праве частной собственности? Оправдать залоговые аукционы невозможно, именно борьба за их легитимизацию и передел и привела к существованию почти всех политических партий современной России.