В Чечне ходят легенды про Байсангура, про то, как его бойцы отправляются на задание в полной тишине в радиоэфире, и как их командир заговорен от пуль, и как все западники чувствуют, где расставлены засады, и обходят их стороной.
В жизни Какиев не похож на Рэмбо, небольшого роста, щупленький, веселый парень, но те, кто его видел в бою, запоминают это навсегда.
Во время одного из столкновений, начавшегося ночью с боевиками Басаева, Какиев выскочил на мост, по которому банда входила в населенный пункт, и принял бой один. Он стрелял и плакал, так как считал, что все остальные уже погибли, в то утро он положил один более дюжины бойцов. Когда бой закончился, выяснилось, что его товарищи воевали на других направлениях, так что они живы, но, конечно, не все.
Какиев верит клятвам на Коране и не прощает предательства. В Грозном, уже оставленном федеральными войсками, они держали оборону, пока им не пообещали боевики, что всех выпустят из города. Саид-Магомед не поверил и пробился сам, а ряд ребят поверили клятве на Коране. Потом их тела нашли растерзанными и замурованными в кирпичную кладку в одном из подвалов домов в Грозном. Думаю, что не надо объяснять, что предъявленный за всех погибших кровавый счет был оплачен.
Я не собираюсь заниматься морализаторством. Война, правильно говорил генерал Лебедь, только поначалу глупость политиков, а потом выясняется, что убили Леу, замечательного парня, и за него идут мстить, и вскоре война превращается уже в дело очень серьезных и разозлившихся мужчин.
За Какиева его люди готовы отдать жизнь, потому что знают, что он их не бросит ни в жизни, ни после смерти, они будут отомщены.
У Какиева много кровников, в том числе и Басаев, которого он лично ранил. Об этом бандите он говорит уважительно как о воине, но с презрением как о личности.
Я спросил Байсангура, почему до сих пор они его не взяли, он ответил честно, что в случае столкновения погибнут практически все бойцы с обеих сторон. И замолчал – довольно сложно решать задачу, если она не поставлена. Такой же вопрос я задал во время интервью Ахмат-Хаджи Кадырову, примерно за год до его гибели. Ахмат-Хаджи ответил: "Не знаю точно, где он, село знаю, улицу знаю, дом не знаю, знал бы – сам пошел и убил бы".
Этот ответ не вызвал у меня доверия. У воюющих на стороне России чеченцев много вопросов и подозрений, чеченцы в общем постоянно находятся в процессе анализа межродственных отношений и хитросплетения интриг. Это часть их повседневной жизни. Они не верят Кадыровым и многим другим, сменившим окраску, но продолжают верить России. Вместе с тем они все понимают и когда берут очередного боевика, а тот через несколько дней после передачи чеченским властям вновь оказывается на свободе, и когда задерживают выплату денежного довольствия, и финансисты Министерства обороны берут себе процентов по двадцать за посредничество в получении своего же.
Вот таких ребят и их семьи российская власть тем позорным Хасавюртовским договором просто предала, оставив их на расстрел ваххабитам. Но они выжили. И сейчас, Огда встанет вопрос их трудоустройства, будет ошибкой снова их бросить на произвол судьбы. За последние десять т чеченцы постоянно воевали и научились это делать очень хорошо, поэтому грех не использовать эти одни из самых боеспособных частей Российской армии. Почему бы на их базе не создать контрактные спецподразделения как по борьбе с терроризмом, так и по выполнению миротворческих функций в России и за рубежом.
Для большинства россиян чеченец – это террорист, который приносит смерть и боль, их методы неприемлемы и не вызывают никакого сочувствия к политическим целям, которые они преследуют или декларируют.
Если информационную войну во время первой кампании Россия безнадежно проиграла, то вот сами же чеченцы сделали все возможное, чтобы российское общество стало относиться к ним как к врагам.
Есть определенный предел, до которого можно унижать россиянина и страну в целом. Если постоянно поносить нас, объясняя нам, какие мы никчемные, да еще и во всем виноватые, то мы долго молчим, а потом взрываемся. Россия очень большая страна, и, какие бы кровососы ей ни правили, нельзя недооценивать дух людей, здесь проживающих. С какого-то момента терпение лопается, и вот тогда лучше не попадаться под горячую руку, история XIX века повторяется вновь. Кавказу не перетерпеть Россию, уж больно ресурсы разнятся.
У чеченских сепаратистов был шанс показать, что они понимают под независимостью: показали шариатские суды, похищения людей, наркотрафик, разбои, бандитизм и как результат – поход на Дагестан, а это уже, извините, Россия.
В целях политической борьбы распространялось мнение, что Басаева обманули, что его чуть ли не Березовский на это подбил, что состоялась секретная встреча эмиссаров двух сторон на Лазурном Берегу, во время которой и передавались деньги. Все это был лишь избирательный маневр, направленный на победу Путина, а Масхадов, будучи против, ничего, однако, не мог поделать.
Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, но поход в Дагестан для Басаева был абсолютно логичен, а вот то, что бандитов всегда были отношения с Березовским, никто собо и не отрицал. Ну не мог Басаев отказаться от идеи эмирата от моря до моря, ведь по карте все выглядит замечательно. Русский медведь получил по морде и сидит в своей берлоге.
Татарстан смотрит на Чечню, ваххабизм поднимает голову и в Поволжье, и на Кавказе, так что если чуть затеплится огонек – все заполыхает, вот тебе и исламское государство на территории России. Да под такой проект можно найти практически неограниченное финансирование, а вот осваивать его и отчитываться попроектно боевики научились.
Не угадали, просчитались, наступило другое время, а главное, к войне изменилось отношение внутри России. Воевать уже пошли не мальчики-призывники, а довольно сильно рассерженные мужчины, и результат стал иной.
Абсолютно правильной была идея импичмента Ельцина за первую чеченскую войну, жаль, не прошла. Но вот вторая война носила уже совсем другой характер, здесь уже не мы к ним, а они к нам полезли. Не надо.
Было много страданий, взрывы домов, «Норд-Ост», Беслан, но в каждом случае власть, несмотря на миллион недостатков, подлостей, служебных и человеческих преступлений, пересиливала все и задавала правильный, единственно правильный вектор принятия решений.
Во время «Норд-Оста» было страшно. В этот день я как раз только закончил эфир с Немцовым и Хакамадой, которые вернулись со скандалом из Белоруссии, когда им пытались подкинуть доллары. Передача прошла хорошо, живо, Ирина великолепно рассказывала о происшедшем, так что настроение было приподнятым. В начале одиннадцатого вечера я вышел из Останкина, сел в машину и отправился Домой, по радио передали экстренный выпуск новостей, о захвате театрального центра на Дубровке. Я позвонил Ригорию Кричевскому, тогда возглавлявшему информационную службу, и он попросил приехать, так как новостники могли просто физически не успеть добраться до Останкина. В двенадцать я вышел в прямой эфир и отработал час, читая новости, поступавшие с места события, пока меня не заменила Марианна Максимовская. С этого момента и до завершения, по-моему, все жили только происходившим там.