— Да, коллега, наверное, я должен буду с вами согласиться. — Президент замолчал и посмотрел на Волошина. Тот раскрыл рот, но Путин остановил его движением руки. — Владимир Рудольфович, давайте Подойдем к задаче с другого конца. — Эта фраза мне ужасно напомнила манеру выражаться Волошина, интересно, кто от кого ее перенял? — Мы, конечно, не пытаемся вас вербовать. Но на некоторую протекцию рассчитывать хотелось бы. Все же Москва — Третий Рим... Мы со своей стороны готовы оказывать всемерное содействие вашей миссии, однако хотелось бы встретиться непосредственно с Даниилом, как вы его называете. Россия почла бы за честь принять у себя такого гостя.
— Я сообщу Даниилу.
— Это еще далеко не все. Я понимаю, сколь нелегки его и ваша миссии. Думаю, не обойтись без саммита «восьмерки». И придется провести ряд консультаций с нашими друзьями в арабском мире, Индии и Китае. И учтите, памятуя судьбу Христа, с властью лучше дружить. Время, сами знаете, неспокойное, исламским фундаменталистам вряд ли придется по душе господин Давид.
— Владимир Владимирович, а почему вдруг такое участие и готовность помочь? Я ведь даже ничего из набора святых фокусов не делал?
— Ну почему же? Вот, например, Александра Стальевича в таком состоянии я не видел никогда... Скажу прямо, не знаю, Владимир Рудольфович. Должно быть, это интуитивное решение, а может, и понимание того, что Россию способно спасти только чудо. Ну что же, полагаю, у вас есть дела в Москве. Если что надумаете, позвоните по этому номеру. — Президент протянул визитку, на которой ничего не было, кроме номера телефона: +70956660666.
— Номерок, прямо скажем, не без намека...
— Зато легко запоминается. Удачи, Владимир Рудольфович!
Президент вышел, и мы остались вдвоем с Волошиным.
— Вас довезут куда укажете. Просьбы, пожелания?..
Я поймал себя на мысли, что фотография с президентом была бы очень кстати. Да и с Папой было бы не лишним сняться, как-никак его уже не воротишь... Маме было бы приятно и детям, вот, мол, какой у них отец.
— Милейший Александр Стальевич, — Волошина передернуло, — а жаль, что я с президентом не сфотографировался, да и с Папой тоже...
— Фотографию с президентом мы вам доставим попозже. А вот с Папой получилась не очень хорошего качества. Все-таки оперативная съемка, да и темновато там было поначалу... Вас куда доставить?
— Да не надо. Пойду прогуляюсь по ГУМу, подышу воздухом, соскучился.
— Воля ваша.
Я слышал, как в голове у Волошина в бешеном хороводе скакали обрывки мыслей. «Руку ему поцеловать и благословения попросить?.. Позвонить Роме?.. Что теперь с нами будет?.. А я ему грубил... Может, убрать его... Ой, не дай бог, услышит... А с Сурковым он уже встречался?.. Могут переиграть, назначат апостола из своих — и нас на Соловки!..»
— Простите, сам дороги не найду, проводят?
— Конечно, конечно. И оплатите ваш сотовый.
Ступив на брусчатку Красной площади, я поднял руки вверх и потянулся до хруста в костях.
Красота! Небо высокое, прозрачное, воздух пронзительный, бодрит. После кремлевских мечтателей хотелось встряхнуться и просто потрещать с кем-нибудь на родном языке.
С ужасом подумал, что вечность не сидел с друзьями за бутылочкой вина и не флиртовал с дамочками. Какое упущение! Ближе надо быть к народу, товарищ апостол, а то ведь так совсем потеряете связь с населением. Все цари да попы...
А как же падшие женщины? Они что, не люди? В первоисточнике их в окружении было немало, а теперь где все? Нельзя отрываться от корней.
Кстати, о корнях. Неплохо бы было поесть, а то на кремлевском чае далеко не уедешь.
Пройдя через Красную площадь, зашел в ГУМ. Конечно, в мое любимое «Боско-Кафе» можно было войти и с улицы, но хотелось прошвырнуться по магазинам и сменить наряд от Билла на что-нибудь чуть более современное, чем среднеамериканская классика.
Обедать одному — пошлость. Надо позвонить друзьям, сказать, что я в городе. Друзья у меня есть. И последнее время я не много о них думал.
Стоп. Ладно, я не позвонил, а почему они мне не звонили? Ведь телефон за все это время, начиная с Детройта, не зазвонил ни разу. Ни единого разочка. Никто даже номером не ошибся. Я срываю все планы выхода в радио— и телеэфир, не сдаю статей, не раздаю долгов, не делаю новых — и никакой реакции, совсем.
Что-то здесь нечисто. Да и последние слова Волошина... Может, это вовсе и не проходная фраза? Может, это прямое указание на существующую проблему?
Я достал из кармана сотовый телефон и увидел, что на нем светится до боли знакомая надпись: «Только экстренные звонки». Ну не идиот ли апостольский, ну не болван ли!.. Как такому поручать судить народы, если он не способен вовремя позаботиться даже о счетах. Операторам сотовой связи спасение ни к чему, им все равно гореть в геенне огненной... А сам-то хорош — не слуга и опора, а олух царя небесного...
Офисы «пчелки» давно разбросаны по всей Москве и собирают нектар с жителей России в пользу своих многонациональных хозяев — заходи и расставайся с деньгами.
Можно было бы воздеть руки к сияющим вершинам и пробормотать нечто невнятное, глядя в небеса, и счет Божественным провидением пополнился бы. Но хотелось человеческого общения.
С открытым сердцем, полным желания сорить деньгами, я вступил в синюшный улей. Но, посмотрен на тяжелые лица продавщиц, скрывающих свое ремесло за трескучими титулами менеджеров, пожалел а принятом решении.
Вспомнив о тяжелой судьбе апостольских предшественников, на вдохе набравшись терпения и любви к людям, я обратился к барышне за кассой:
— Здравствуйте!
Леденящий душу взгляд медленно пополз от брючного ремня вверх, и я чувствовал, как легкий треск костенеющей плоти отзывается во мне подвигом генерала Карбышева.
— Ой, Владимир, вы так изменились, я вас сразу и не узнала! Какая честь, что вы к нам зашли! Чем могу помочь?
Об остальном можно и не рассказывать. Типичный рекламный ролик с чашечкой кофе, раздачей автографов, легким флиртом и быстрой оплатой просроченных счетов.
Приятно быть мной — любовь народа чер-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-товски сладкая штука... Так-так... Опять... С упоминанием прямых конкурентов надо быть все-таки поосторожнее.
Начало общению с грешным миром положено.
Вооруженный до зубов связью, я решил опериться по московской моде и отдал себя в лапы продавцов мужского салона. С моим доапостольским размерчиком закупаться было просто — до-статочно попросить продавца принести все, что есть. шестьдесят четвертого размера, и наслаждаться и примеркой пары вещичек. А теперь можно и повыпендриваться.
Продавец попался с потерянной сексуальной ориентацией. А может, как русалочка, обменявшая голос на пару стройных ножек (не надо вспоминать Пушкина — «Только вряд найдете вы в России целой две пары стройных женских ног»), этот раб моды отдал мускулинность в обмен на безупречный вкус, кто знает. На примерке я с удовольствием ощутил всю радость похудания. Есть прелести и в пашем деле, хе-хе, теперь-то я помодничаю. Прочь билловские тряпочки — Москва прислушивается к воркованию итальянских мастеров.