Кроме наказания виновных, были сделаны и организационные выводы. В начале 1933 г. советское руководство упразднило контрактационную систему заготовок хлеба, подсолнечника и картофеля и ввело вместо нее «имеющие силу налога твердые обязательства» по поставкам (сдаче) данных продуктов государству. Размеры обязательных поставок исчислялись по единым для всего района и неизменным в течение года нормам сдачи с каждого гектара запланированного посева. Возможный недосев в расчет не брался. Оба этих закона действовали на всей территории СССР. Несвоевременное выполнение заготовительного задания наказывалось в административном порядке денежным штрафом в размере рыночной стоимости недоимки и «принудительным» взысканием недовыполненной части обязательств (конфискацией продовольствия в размере недоимки).
Меры правительства действительно привели к росту урожая. В РСФСР в 1933 году зафиксирован рост урожайности с 5,2 до 6,03 ц/га. В том же году урожайность на Украине выросла с 5 ц/га до 8,1 ц/га [145] . Причем в Харьковской области урожайность возросла с 4,8 до 8,0 ц/га, в Киевской области она возросла до 7,9 ц/га, в Черниговской и в Донецкой до 6,3 ц/га [146] .
С 1932 по 1933 го по данным Наркомзема собранный урожай возрос в целом по Украинской ССР на 85 %, в том числе в Киевской области на 106 %, в Донецкой области на 66 %,в Черниговской области на 83 %, Днепропетровской области на 93 %, Харьковской области на 84 % [147] . В 1933 году в колхозах Украины показатель выработки на одного работника вырос на 78,8 %, а в РСФСР на 23 % по сравнению с 1932 годом [148] .
В 1933 году колхозники работали гораздо лучше, чем в 1932 году. Тот же стереотип поведения отметил нобелевский лауреат А. Сен в 1943 году после знаменитого Бенгальского голода 1943 года в Индии [149] .
Таким образом, принятые меры дали хороший эффект. Подобные ошибки больше не допускались
Некоторые считают, что можно поставить в вину руководству СССР то, что оно не развернуло в мире широкую кампанию по сбору помощи голодающим, подобно тому, что происходило в начале 20-х гг. Однако и здесь не все так просто. Стоит взглянуть на политическую и экономическую обстановку в мире в 1932–1933 годах — и простая просьба о помощи сталкивается с целым рядом препятствий.
Первое препятствие — открытая неприязнь практически всех стран Европы к потенциальным просителям-коммунистам. Об этом свидетельствует документ, полученный советской разведкой в мае 1933 г., в котором говорилось о переговорах Риббентропа с ведущими британскими промышленниками в поместье сэра Генри Детердинга — нефтяного магната. На этих переговорах, помимо всего прочего, обсуждался раздел российского рынка в связи с грядущим госпереворотом в СССР в 1933 г. [150] .
Второй барьер неразрывно связан с первым. Это — приход к власти Гитлера в Германии и фашизация остальных стран Европы.
Третье препятствие — чисто экономическое. Причина была банальна — не было валюты. Конец 20-х — начало 30-х гг. — время одного из самых тяжелых экономических кризисов в истории Европы и США (достаточно сказать, что иногда до 80–90 % продукции машиностроения на германских заводах в начале 30-х гг. составляла продукция, выпущенная «под заказ» Советского Союза). Кто в этих условиях был настолько богат, чтобы выделять кредит на некабальных условиях? Да еще большевикам, которые уже однажды отказались признавать долги предыдущего правительства. Именно поэтому правительство не пошло с протянутой рукой к людям, готовившимся его свергнуть (и, скорее всего, не остановившимся бы перед миллионами жертв).
Еще одним обвинением в адрес советского правительства и лично Сталина является утверждение о том, что в Политбюро мол, были резервы зерна, которые Сталин не захотел использовать на помощь голодающим. Дэвис с соавторами [151] тщательно проанализировали вопрос о том, были ли у Сталина неприкосновенные запасы хлеба, которые будто бы, по мнению Р. Конквеста [152] (он утверждал, что у Сталина имелось 4,53 млн. тонн зерна в виде различных резервов), могли существенно смягчить голод.
Тщательный анализ Особых папок Политбюро, Комзага и Совнаркома позволил Дэвису с соавторами [153] сделать научно обоснованные выводы о том, что высокие цифры запасов зерна вымышлены и что Сталин не имел резервов зерна, которые могли бы быть использованы для ликвидации голода. Остались неизвестными резервы в Красной Армии, но, думается, что они после снижения на 16 % поставок в армию не стали большими.
Было продемонстрировано, что такая высокая цифра резервов, указанная Р. Конквестом, неверна. В Мобилизационном и Неприкосновенном фонде на 1 января 1932 года было около 2 млн. тонн зерна, но уже 1 июля там осталось только 0,641 млн. тонн. А 2 млн. тонн зерна осталось летом 1932 года во всех резервах государства, вместе взятых [154] .
Вывод из указанных исследований очень простой. У правительства СССР средства на посылку достаточной продовольственной помощи Украине отсутствовали. Ну, не было на руках Сталина тайных и явных резервов зерна, поэтому не мог он помочь голодающим больше, чем помог в 1932–1933 годах!
«Репрессии» — это предпринимаемые государственными органами карательные меры. Это по толковому словарю. В сталинское время они применялись как кара за содеянное, а не как наказание, адекватное тяжести преступления.
Много ли человек было репрессировано? Антисталинисты до сих пор трубят о десятках миллионах расстрелянных. Но давайте посмотрим, насколько обосновано указанное мнение. При анализе данного вопроса полезно знать численность населения СССР. Для сведения: в 1926 году в СССР было 147 млн. жителей, в 1937 году — 162 млн., а в 1939 году — 170,5 млн. [155] .
По мнению Ю. Жукова, жертв было не десятки миллионов, а полтора миллиона. Это мнение подтверждают данные доктора исторических наук Земскова. При этом, по словам Жукова, он сто раз проверял и перепроверял документы, их анализировали его коллеги из других стран [156] . Результаты исследований о числе репрессированных, выполненные по архивным данным ЦК КПСС Земсковым, Дугиным и Клевником, стали появляться в научных журналах с 1990 г. Эти результаты совершенно противоречили заявлениям «свободной прессы» — мол, число жертв превзойдет все ожидания. Однако отчеты печатались в малодоступных научных журналах, практически неизвестных подавляющему большинству общества.