Любопытно, что из публикации в публикацию кочуют сведения о неких расстрельных списках, которые Берия готовил на случай неудачи с испытанием ядерной бомбы. Так, Станислав Пестов пишет: «Даже славные представители НКВД усвоили, что в среднем из двадцати испытаний одно (а могло быть и первое) должно закончиться „хлопком“, поэтому в „органах“ заранее готовились документы, обвинявшие ученых, конструкторов, производственников в саботаже, диверсиях и вредительстве. Были составлены и списки „врагов народа“, где Лаврентий Павлович самолично сделал милые его сердцу заметки — „расстрелять“, „посадить“, „выслать“ и т. д.». [99]
Далее Пестов ссылается на профессора В. Френкеля: «После успешных испытаний встал вопрос о наградах ученым. Этим тоже ведал Берия. Рассматривалась кандидатура одного из участников работ. Ему предлагали присвоить звание Героя Социалистического труда. У Берия эта кандидатура поддержки не получила. Обращаясь к своему помощнику, он спросил: „Посмотри, что там ему было записано в случае неудачи? Расстрел?“ — „Нет, товарищ Берия, не расстрел“. — „Ну, раз не расстрел, то и ордена Ленина ему хватит“». [100]
Увы, никаких расстрельных списков до сих пор не найдено. Мало того, ни один из ученых и инженеров, работавших над атомным проектом, репрессирован не был. Зато наград было более чем достаточно. 29 октября 1949 г. Сталин, как Председатель Совмина, подписал «совершенно секретное» постановление, в соответствии с которыми Сталинскими премиями I и II степени и денежными премиями награждалось около 300 ученых и инженеров, принимавших участие в разработке бомбы, создании атомной промышленности и проведении испытания. На основании этого постановления Совмина и ходатайств, подготовленных Спецкомитетом, Верховный Совет СССР издал указ, также имевший гриф «совершенно секретно», по которому звание Героя Соцтруда присваивалось 33 участникам атомного проекта, в том числе Курчатову, Харитону, Ванникову, Завенягину; 260 человек награждались орденом Ленина, 496 — орденом Трудового Красного Знамени, 52 человека получили орден «Знак Почета».
Любопытно, что сей указ был рассекречен лишь в начале 1990-х годов.
Курчатову построили дачу в Крыму. Кстати, еще до взрыва бомбы для Курчатова на территории Лаборатории № 2 был построен двухэтажный каменный особняк. В 1970-е годы автор сам там побывал на экскурсии. Там нет излишеств, но удобства соответствовали удобствам главы государства, естественно, по меркам 40-х годов.
Тот же Ю. Б. Харитон был премирован 1 миллионом рублей и автомобилем ЗИС-110. Ему за государственный счет построили особняк и дачу. В те времена все сдавалось «под ключ» — с мебелью, шторами, различным инвентарем и т. д.
А вот Лаврентий Павлович за взрыв ядерной бомбы ничего не получил! Алексей Топтыгин по сему поводу писал: «Расценивать это можно по-разному: надвигающейся опалой, недовольством вождя. Впрочем вероятно и такое предположение — Сталин этим жестом как бы уравнивал Берию с собой, давая понять, что на таком уровне власти обычные почести немного стоят». [101]
В 1950 г. на заводе КБ-11 была изготовлена первая серия ядерных бомб. Однако в авиационные части бомбы не поступили, а содержались в разобранном виде в специальных хранилищах.
Ядерная бомба на высокообогащенном уране-235 была испытана на Семипалатинском полигоне в 1951 г. Она была почти в два раза легче первой (плутониевой) бомбы, но в два раза мощнее.
С начала 1990-х годов в наших СМИ идет спор, насколько велик вклад советских ученых в создание ядерного оружия, о том, что они попросту «передрали» американские бомбы. Ответ, по моему мнению, очевиден. Объем работ, проделанных в СССР в рамках атомного проекта, огромен. Соответственно, советские ученые приложили титанические усилия для этого. Огромен и личный вклад Берии по руководству проектом. Бомба была бы создана в СССР и без данных разведки. Другой вопрос, что разведка сэкономила стране несколько месяцев и десятки миллионов рублей.
Летом 1945 г. ученые-атомщики в США заговорили о возможности создания термоядерного оружия. Часть физиков в Лос-Аламосе, в том числе Э. Ферми, переключились на исследование этой проблемы. В сентябре 1945 г. агентам НКВД удалось добыть изложение лекций, прочитанных Ферми специалистам Лос-Аламоса. Они содержали важные исходные идеи о первоначальном варианте термоядерной бомбы, так называемом «классическом супере». Более обстоятельная информация была получена в марте 1948 г. Она отражала более высокий уровень разработки этой проблемы, в частности, содержала интересный намек на возможность образования трития из лития, облученного нейронами в ходе термоядерной реакции в заряде водородной бомбы.
В 1947 г. советская разведка получила документы, где говорилось о литии как о компоненте термоядерного горючего.
В марте 1948 г. от физика Фукса, работавшего на советскую разведку, были получены материалы с описанием двухступенчатой конструкции заряда термоядерной бомбы, работающей на принципе радиационной инплозии. Был описан принцип работы инициирующего отсека системы и приведены экспериментальные и теоретические данные, относящиеся к обоснованию работоспособности проекта. 20 апреля 1948 г. эта информация была направлена Сталину, Молотову и Берия.
Результатом обсуждения вопроса о возможности создания водородной бомбы стало Постановление Совмина № 1989–773 «О дополнении плана работ КБ-11». Оно, в частности, обязывало КБ-11 выполнить в срок до 1 июня 1949 г. с участием Физического института АН СССР теоретические исследования по вопросам инициирования и горения дейтрия и смеси дейтрия и трития.
КБ-11 справилось с поставленной задачей и создало отечественную водородную бомбу. Берия назначил ее испытания на 12 августа 1953 г. Но после ареста (или убийства?) Берии наши атомщики остались без руководства. Раньше над ними стояли только Берия и Сталин, а партийные бонзы пребывали в основном в приятном неведении. Я. К. Голованов писал: «На всех ответственных испытаниях Лаврентий Павлович, как правило, присутствовал, а тут нужно было произвести первый взрыв только что созданной водородной бомбы, а начальника нет и никаких указаний на сей счет не поступает. Все, однако, понимали, что предстоящее испытание — акт не только научно-технический, но и политический и проявлять самодеятельность здесь нельзя. Малышев и Курчатов полетели в Москву.
Когда Маленков услышал от них о готовящемся испытании, он был крайне удивлен: ни о какой водородной бомбе первый человек в государстве ничего не знал. Георгий Максимилианович звонил Молотову, Ворошилову, Кагановичу, но и они тоже толком ничего не знали, так, „слышали краем уха“. Да и не до бомбы было остальным: события куда более важные сотрясали верхние этажи власти. Маленкову надо было решать, что же делать — ему спрашивать было уже не у кого. После небольшого совещания разрешение на испытание было получено». [102]