В мае 1991 г. М.С. Горбачев вызвал В.А. Крючкова в кабинет на Старой площади и спросил: «Что там за возня идет на Ставрополье вокруг моего имени? Надо бы разобраться, кто этим занимается. Откуда исходит? Охотников бросить тень на мое имя найдется немало…» [675] . Комитет шантажировал генсека-президента, давая по своим каналам эту информацию наверх. Тот, как и всякий обычный вор, трепетал, и становился послушнее.
Теперь рассмотрим еще момент взаимоотношений между генсеком и его председателем КГБ на предмет как все же вводить ЧП. И тут главный чекист и главный политик водили за нос друг друга и сами себя. За день до разговора в Кремле в мае 1991 г., например, состоялся разговор В.А. Крючкова и М.С. Горбачева, последний позвонил в машину первого и сказал, что прочел информацию КГБ из Вашингтона о предстоящем развале Союза и спросил: «Кому нужно так нагнетать атмосферу?» В.А. Крючков, представив убедительные доказательства, сказал: «Считаю информацию заслуживающей внимания, она подкрепляется другими сообщениями, в том числе агентурными данными, да и самое главное — всей нашей действительностью». На следующий день М.С. Горбачев уклонился от продолжения разговора, больше его интересовал компромат на себя, чем судьба страны [676] . Опытные интриганы вели себя как последние дешевки, всячески выворачивая руки и… себе, и своим партнерам, а более всего честным советским людям, все более и более понимающим, что происходит что-то не то. В самом деле, не совсем уж и слепые же были кругом люди, и каждый в меру своего понимания говорил о близком крахе всего советского. Тогда же родился и часто звучал призыв: «Господин президент! // Назревает инцидент!..»; но кто ж тогда знал, что он: 1) давний агент КГБ, 2) предатель. Впрочем, для некоторых он и сейчас как отец родной…
Комитетчики-антисоветчики сами маскировали свои намерения и прикрывались М.С. Горбачевым, как проститутка пытается прикрыть одеялом блуд, а тому, в свою очередь, не хотелось, чтоб его использовали. «Вспоминает», а на самом-то деле проводит еще одну акцию прикрытия, небезызвестный Ф.Д. Бобков: «Расскажу о подготовке одного из мероприятий, относящихся к разряду „решительных мер“. Речь шла о недопущении ликвидации советской власти в Латвии. Это был конец 1990 года. (…) Пуго (…) участвовал во встрече у Горбачева, где решалось, быть или не быть упомянутой акции.
Встреча состоялась по нашему с Крючковым настоянию. Мы считали, что Горбачев должен знать суть акции, осуществляемой по его указанию, видеть ее возможные последствия и как президент дать правовое согласие. Не скрою, что к тому времени президент уже успел зарекомендовать себя „не ведающим о том, что происходит в стране“, если общественность хотела иметь достоверную информацию. Для него „как снег на голову“ обрушились события в Тбилиси в апреле 1989 года, он „не знал“ о том, что вот-вот вспыхнет карабахский конфликт, да и в других случаях уклонялся от того, чтобы принять на себя хотя бы малую часть ответственности за происходящее в стране.
А посему, когда он сказал В.А. Крючкову, доложившему ему о готовности к проведению акции: „Действуйте“, мы попросили принять нас для подробнейшего доклада.
И доложили. Получили одобрение. Особенно настойчив был Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Он сказал даже, что хорошо бы эту акцию начать с Грузии, где у власти был Гамсахурдия.
Но здесь вышла заминка. Мы попросили не только устного разрешения. Горбачев и Шеварднадзе высказали удивление. До сих пор звучат слова Шеварднадзе: „Зачем? Это акция спецслужб. Она не должна санкционироваться государством. В каком положении окажется МИД?“ Горбачев: „Но я же даю свое согласие“. — „Мало, Михаил Сергеевич, ибо это акция не спецслужб, а государственной власти. Она наводит порядок в стране, а спецслужбы и армия выполняют ее волю“.
По предложению Горбачева окончательное решение отложили на неделю, затем еще на неделю… Стало ясно, что президент смел тогда, когда есть на кого свалить вину. (…)
На всякую информацию о действиях Запада, подталкивающего разрушительный процесс, о гибельных для страны внутренних сложностях у Горбачева был один ответ: „Комитет госбезопасности драматизирует обстановку“. А драматизировал ее не только комитет. Об этом били тревогу многие честные люди, понявшие надвигающуюся беду» [677] .
Другие комитетчики также были в игре. По воспоминаниям Грушко: «Однажды, в отсутствие Крючкова мне довелось лично информировать Горбачева о развитии ситуации на Украине. Я доложил ему о конкретных проявлениях националистических и сепаратистских настроений, игнорирование которых могло привести к требованиям о выходе Украины из Союза. Горбачев показался мне встревоженным и заявил, что „нужно что-то предпринимать“. Но что последовало за этим? От принятий каких-либо решений он по сути дела устранился, попытавшись переложить урегулирование вопросов общегосударственной важности на плечи КГБ, что выходило за рамки наших полномочий и возможностей» [678] .
И уже потом Михаил Сергеевич утверждал: «Мне не раз в последние годы удавалось гасить, предупреждать опасное развитие событий» [679] . Вот как интересно оказывается можно трактовать уклонение от своих обязанностей. Здесь стоит понимать, что нас пытаются дезинформировать. Сама ситуация наиграна от начала и до конца. Да, введение ЧП — прерогатива высших органов государственной власти, юридическая сторона дела должна быть как можно более легитимной, а потом уж к делу приступают армия, МВД, спецслужбы на наиболее сложных и ювелирно точных участках общего дела. В народе говорят по этому поводу так: «Иван кивает на Петра, Петр кивает на Ивана, все вместе на Абрама, а страны-то нет…» Нет же, вместо того чтобы просто ввести ЧП, вывернули все так, чтобы был некий ГКЧП. Его объявили… А далее ничего не делалось.
Поздно, слишком поздно было искать ответ на вопрос: «Может ли государственная измена исходить от главы государства?»… [680] . Но сегодня мы на него отвечаем так: может, если, конечно же, глава спецслужбы разрешит.
«Да, были люди в наше время…»
И все же «лишь немногие, очень немногие будут догадываться». В Комитете Верховного Совета СССР по науке, народному образованию и культуре «…регулярно собирались представители самых „нестыкующихся“ направлений — военные, представители правоохранительных органов, ученые, духовные лидеры. Что объединяло этих людей? Под руководством академика Ю. Рыжова они разрабатывали концепцию национальной безопасности СССР. Уже тогда было очевидно, что необходимость такой работы недооценивалась большинством наших руководителей. В общественном сознании национальная безопасность ассоциировалась лишь со сферой компетенции КГБ. Между тем, в цивилизованном мире концепция национальной безопасности является основой государственной политики, она включает в себя также вопросы экономические, научно-технические, духовные, демографические, то есть буквально все аспекты жизни общества. Приходящие к власти главы государств и политические партии именно стратегию национальной безопасности объявляют вопросом первостепенной важности. Но у нас год назад мудрости еще недоставало. А может быть, не о мудрости надо говорить…