А если на стратегическом, то главное не в этом. Диссиденты сами по себе — в отрыве от общества, это одно. Большинство из них, кстати сказать, именно так себя и позиционировали, как героев-одиночек. Известна их классическая формулировочка на этот счет: «Выпьем же за успех нашего безнадежного дела!» Но диссиденты активно, по специально разработанным планам поддерживаемые извне — со стороны всего Запада, и ЦРУ в частности — это уже другое. Но если их вполне успешно будет «прессовать» КГБ, они превратятся либо в ноль, либо в первое. А вот что получится, если их будут поддерживать не извне — со стороны, а изнутри страны? сверху? а со стороны врага № 1? То-то…
Начальник контрразведки ведь тоже человек, а стало быть, им можно и должно (в какой-то степени!) вертеть. Что позволяет Делать манипуляция, мы можем вспомнить по фильму «Новые приключения неуловимых». Сюжет помнят все. «Наш человек в Одессе» Буба Касторский предупреждает вышедшего на него Даньку Щуся, указывая ему на особняк контрразведки: «Здесь с людьми делают такое, что сказать противно!» Разумеется, он не стремится туда. Но вот Даньку опознают, а заодно и конферансье Бубу забирают два «искусствоведа в черном». Но не на того напали! Еще при задержании Касторский перехватывает инициативу и тащит этих двоих во всегда раскрытые двери. Далее сцена разворачивается в кабинете полковника Леопольда Кудасова. Но вместо сакраментальных вопросов «Когда? Где? Через кого и при каких обстоятельствах?», задаваемых перед мордобоем, тон бесед задает сама жертва: удобно и основательно (шиш вы меня отсюда выгоните!) усевшись в приставленное кресло, он ведет разговор в своем русле: «Родненькие мои, я же всегда к вам стремился! Вы забрасываете меня в нужную вам страну, а я…» И далее следует пространное предложение, как он будет помогать контрразведке. Кудасов обессиленно падает в кресло и несколько раз ревет: «Да помолчите же вы!!!» Пожалуйста, на мгновение хитрый еврей замолкает. Тут приводят на очную ставку избитого Даньку: «Узнаете?» Касторский переспрашивает: «Это что, тоже наш человек?!» Кудасов падает в кресло. Данька говорит, что таких будут вешать на фонарях. Касторский просит избавить его от оскорблений «этого босяка!». На этот раз у Кудасова уже не хватает сил крикнуть «Вон!» Из этого, конечно же (Боже упаси!), не следует, что я кому-то советую вступать в любой контакт с контрразведкой. Да и Бог с ним, с Кудасовым, не о нем, в конце концов, речь! — главное принцип: перехватывай инициативу.
Трудно сказать, как обработаны были наши начальники, но факт остается фактом. Если в закрытом письме ЦК КПСС от 24 декабря 1956 г. «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов» говорилось, что «в отношении вражеского охвостья у нас не может быть двух мнений по поводу того, как с ним бороться», то потом М.А. Шолохову надо было с трибуны партсъезда взывать к борьбе с антисоветчиной. Если в деятельности В.Е. Семичастного мы находим желание искоренить диссидентство как явление (см. Приложение № 1), то последующее руководство ищет предлог для его защиты и всяческого взращивания.
Слово Ф.Д. Бобкову: «О взвешенности и последовательности подходов КГБ к подобным ситуациям можно судить по такому эпизоду: в начале семидесятых годов в Москве прошло несколько демонстраций различного характера, основными лозунгами участников были: „Свободу религии!“ (требования баптистов) „Свободу выезда евреев за границу!“, „Никакого возврата к сталинизму!“.
Каждый раз в ответ на эти акции принимались меры: пересматривали условия регистрации баптистских общин с целью их смягчения, стремились расширить возможности выезда евреев в Израиль и, конечно, старались убедить людей, что возврата к, сталинским временам никто не допустит.
Андропов рекомендовал в таких случаях проводить очень острожную и гибкую политику. А между тем находилось и немало сторонников жестких репрессивных мер. Например, предлагалось выслать из Москвы подстрекателей массовых выступлений и организаторов митингов.
По этому поводу состоялось совещание у Андропова, на котором присутствовали Генеральный прокурор СССР P.A. Руденко, министр внутренних дел H.A. Щелоков, начальник УКГБ Москвы С.Н. Лялин, два заместителя Председателя КГБ — Г.К. Цинев и С.К. Цвигун и я.
От московских властей выступил Лялин. По поручению первого секретаря МГК КПСС В.В. Гришина он поставил вопрос о выселении подстрекателей демонстраций из столицы. Ему возражали: подобные административные меры противоречат закону. Лялина решительно поддержал Щелоков, он предложил „очистить столицу“, создав для этого штаб из представителей КГБ, МВД и прокуратуры.
— Это снова „тройки“? — осторожно спросил я. Руденко поддержал меня и стал спорить с Щелоковым. Тот настаивал на своем. Цинев и Цвигун молча ерзали на стульях.
Тогда я снова попросил слова и попытался доказать, что это прямое нарушение законодательства.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Андропов.
— Если у Лялина есть доказательства, что эти люди совершили преступление, пусть их судят по закону. Только суд может определить меру ответственности, — ответил я.
Но Лялин и Щелоков не сдавали позиций. Спор продолжался два часа, но мы так и не пришли к какому-то решению. Ю.В. Андропов закрыл совещание, предложил еще раз хорошенько все обдумать.
Нагнав меня в коридоре, Щелоков покровительственно, хотя и не без иронии, бросил:
— А ты молодец, вот так и надо отстаивать свою точку зрения!
Цвигун, вытирая потный лоб, тоже с улыбкой похлопал меня по плечу, как бы в знак одобрения.
Я понимал значение их иронических усмешек. Гришин готов любой ценой заплатить за спокойствие и порядок в столице, а этому „руководителю московских большевиков“ лучше не становиться поперек дороги.
Зато я получил полное удовлетворение, когда мне позвонил Андропов.
— Правильно поставил вопрос, — сказал он. — Выселять никого не будем!
Я хорошо понимал, что в споре по поводу репрессивных мер, как в зеркале, отражается характер взаимоотношений между руководителями государства и очень четко высвечиваются карьеристские устремления тех, кто хочет выхватить каштаны для себя» [165] .
Что можно сказать в комментарии? Поучиться надо у «товарища» Ф.Д. Бобкова. И умению отстоять интересы врагов. И выказать себя в самом выгодном свете. Никого из участников разговора, кроме самого Ф.Д. Бобкова, нет в живых. Принимаем изложенное за достоверное. Тем более что все, что было между днем нынешним и этим событием, не опровергает этого. И здесь нельзя не похвалить Филиппа Денисовича за то, что он дает нам здесь столь полную картину, показывая всех и вся. Он сам называет имена тех, кто старается бдительно стоять на страже безопасности страны: это член Политбюро ЦК В.В. Гришин, министр Н. Щелоков и начальник УКГБ М и МО ген.-л-нт С.Н. Лялин. Для них не существует тех оговорок, что приводит автор.
Но для Ф.Д. Бобкова и подобных ему всегда есть возможность пустить разговор в нужное русло, и они этим пользуются. В известной степени его позиции неуязвимы: он говорит не о конкретном деле, он пытается его растворить в прошлом, которое он трактует в выгодном для себя свете: «Это что — „тройки“?» Разговор о репрессиях будет неприятен, и он сознательно запускает его в это русло. Все вынуждены будут принимать такой подход. За это его на следующий день хвалит Ю.В. Андропов: «Правильно поставил вопрос». Да, и в книге он «правильно» расставляет все акценты: предательство называет взвешенностью и последовательностью. Да. Интересно. У других «карьеристские устремления», а у него — генерала армии — их не было?