отдельными подразделениями КГБ использовались и другие приемы. Пресс-службы и ЦОС должны удовлетворять нужды прессы и заполнять интерес общественного мнения к спецслужбам. Но параллельно они осуществляют зондирование журналистов, узнают направление и ход их расследований. Этот прием был апробирован ЦРУ еще в 1959–1960 гг. при разработке операции «Линкольн». Тогда противостоящие разведки очень беспокоил вопрос о состоянии разработок жидкого ракетного топлива друг у друга. КГБ устроил международную конференцию по ракетному топливу, строго-настрого запретив своим специалистам приводить какие-либо конкретные факты о достижениях. Однако специалисты из ЦРУ навязали свою контригру: «Мы не будем задавать вопросов, но сами постараемся ответить на любые». Было проинструктировано 170 ученых, и по характеру заданных вопросов они много узнали о направлениях советских исследований, об их состоянии, достижениях и «белых пятнах». Так и в КГБ больше узнавали о направлениях журналистских расследований, а сами вели тонкую игру. Однажды столкнувшийся с этим журналист В.А. Аграновский в ходе работы над книгой «Профессия — іностранец» описывает, что состоялось 11 встреч с работниками разведки. Разрешалось предварительно задавать письменные вопросы. Затем на них давались ответы, но из пяти человек только одному разрешили делать письменные заметки, которые потом забрал человек, ведущий эти встречи, — по ним чекисты и узнавали ход мыслей своего визави [211] . На практике этот метод применяется еще и в обычной агентурной работе. Шпион И. Сутягин из военно-политического отдела Института США и Канады (сосед по кабинету другого агента — В. Поташова, о нем речь пойдет ниже), например, при чтении лекций в Центре переподготовки Академии им. Петра Великого часто вовлекал своих слушателей в дискуссии, и аргументы там подкреплялись совсекретными сведениями. Обратная сторона этому приему также широко используется. Вербуется агент, причем сразу известно, что он двойной и будет гнать только дезинформацию, с некоторой известной долей правды. По той информации, что он приносит, ясно, что противник хочет от своего контрагента, и разведка точно узнает, что именно навязывает враг, и, значит, так нельзя думать ни в коем случае.
Методы разрушения системы: пусть хоть и понемногу, но зато каждый день…
На первом этапе (1967–1985 гг.) это был целый набор мероприятий по экспорту «холодной войны» в политическое пространство СССР, прежде всего ослабление советских позиций как внутри страны, так и на мировой арене — если СССР нельзя было разбить сразу, то требовалось это сделать постепенно, шла также отработка и апробирование методов для будущей активной фазы (1985–1991 гг.);
силами Управления «Т» ПГУ КГБ за границей добывалось множество образцов техники, технологий, ноу-хау. На добытое давалось заключение 6-го Управления, и именно через них проходила деза Запада: как известно из книги отставного разведчика из ЦРУ П. Швейцера «Победа» [212] , там и в Пентагоне запустили комплексную программу дезинформации в сфере вооружений и технологий. Внедрение западных лжетехнологий давало разрушительный эффект для отдельных объектов советской экономики.
«Перестройка» показала, что в планировании сложных операций на первом месте должен стоять критерий осуществимости. Поэтому необходимо выявление предателей в сложной среде по специально разработанной методике и воздействие на еще колеблющихся и слабосопротивляющихся, изменение их психологического настроя; в конце концов, как пишут, для своей команды Ю.В. Андропову удалось «подобрать ключи», чекисты это делать умеют, у них целая наука есть, как работать с людьми;
морфологический анализ методом перебора всех возможных вариантов;
выявление устремлений партийцев, противостоящих комитетчикам;
организация компрометации тех или иных лиц, включая предварительный сбор сведений об объекте с перлюстрацией писем, перехватом телефонных разговоров, подслушиванием, НН, установкой связей, на которые также собирается компромат, — здесь руководствовались известным правилом: чтобы породить перемены, нужно уничтожить тех, кто стоит на их пути;
особой, по всей видимости, заботой было и создание условий для монополизации компрометирующей информации. Рассказывают следующее: министр внутренних дел Армении B.C. Дарбинян поручил начальнику угро С.М. Кургиняну дело о взятках. Разворошили гнездо, но как только вылезли и следы КГБ, то во все инстанции полетели жалобы на процессуальные нарушения. Из Москвы для разбирательства на место выехали начальник ГУУР страны И.И. Карпец, завсектором ЦК В.Е. Сидоров. Кургиняна освободили от должности, перевели на работу в Агентство по авторским правам, а потом что-то нашли на самого и дали 9 лет. По выходе из мест заключения он пытался добиться реабилитации, но был убит. Киллер был найден, но дальше следствие не пошло [213] ;
аресты, допросы, шантаж, дискредитация заметных и ключевых фигур партийного аппарата;
втягивание объекта в различные ситуации либо однозначно компрометирующего характера и имеющего судебную перспективу, либо материала только пригодного для публикации в прессе, как правило, это сопровождается некоторыми негласными акциями (в терминах КГБ так называемая глубокая разработка) [214] ;
организация комбинаций по обработке лиц, принимающих решение для продвижения своих замыслов. Характерный пример этого: Лубянке требовалось перебросить Б.Н. Ельцина из Свердловска в Москву. Самим одним чекистам такая операция не под силу: все вопросы за Е.К. Лигачевым. Того отсылают в командировку «посмотреть на Ельцина». Поездка как поездка, и первый секретарь такой же, как и другие. Как описывал сам Б.Н. Ельцин в книге «Исповедь на заданную тему», случайно к ним двоим протискивается какая-то женщина и говорит, обращаясь к гостю: «До нас доходят слухи, что вы хотите забирать Бориса Николаевича в Москву? Так вот у нас к вам просьба оставить его здесь. Потому что он нам сильно нравится». Е.К. Лигачева, как человека стопроцентно воспитанного в духе того, что глас народа все равно что глас Божий (тем более, что и Бога-то нет!), это тронуло. И под рукой этого «полезного идиота» Борис Николаевич отправился покорять столицу;
вовлечение органов власти и учреждений в сферу своего влияния, например: «…в мире есть очень мало вещей, в которых я рискнул бы назвать себя знатоком. В их числе — практика принятия решений ЦК, в этом действительно кое-что смыслю. Так вот, положа руку на что угодно, свидетельствую, что ни одно сколь-нибудь значимое решение ЦК не могло быть принято без предварительного согласования с КГБ. Ни одно! В то же время верхушка КГБ, пользуясь влиятельным положением Андропова, сплошь и рядом практиковала перекладывание на ЦК ответственности за их решения, чреватые политическими осложнениями. Механика этого действа была проста и потому безотказна. Кому-то из секретарей ЦК поступает красный конверт с грифом: „Вскрыть только лично“. Вскрывает. В нем бумага „от соседей“ примерно следующего содержания: „В результате мероприятий КГБ установлено, что некий Абэвэгэдейкин совместно с (следует еще пара-тройка неизвестных имен) организовали группу с целью написания аналитического материала, дискредитирующего органы власти СССР, с последующим его тиражированием в количестве 11 экземпляров. По мнению КГБ, публикация этого материала нанесет ущерб авторитету… В целях воспрепятствовать предлагается: 1) Абэвэгэдейкина профилактировать; 2) с членами его группы провести разъяснительные беседы в парторганизациях по месту работы; 3) техническую аппаратуру для изготовления 11 копий изъять. Просим согласия“. Что прикажете бедному Секретарю ЦК с этой бумагой делать? Ведь это же не кляуза из глубинки, которую можно было бы просто-напросто сбросить в архив. Это же документ солидного ведомства. На него необходимо реагировать. Он вызывает заведующего подведомственным ему Отделом и говорит: „Вот, Петрович, документ „от соседей“. Ты подготовь по нему коротенький проект постановления Секретариата ЦК“. Петрович идет к себе, вызывает доверенного аппаратного сочинителя, и тот ему быстренько „ваяет“ проект: „По поступившей информации, некто Абэвэгэдейкин организовал группу… и т. д. В целях воспрепятствовать: 1) с членами группы провести беседы в партбюро по месту работы; 2) согласиться с предложениями КГБ по данному вопросу. Секретарь ЦК…“ Голосовались такие бумаги „вкруговую“, то есть гонец ходил из кабинета в кабинет и визировал проект у всех Секретарей ЦК по очереди. Последним ставил свою подпись Суслов как ответственный за работу Секретариата ЦК. Отсюда растет легенда о якобы сильной зависимости Андропова от идеологов ЦК и персонально от Суслова. Через пару недель все шустеры, вещавшие день и ночь с Запада на СССР, взволнованно сообщают своим слушателям, что ржавая гаррота коммунистической цензуры сдавила мертвой хваткой лебединую шею еще одного скворца демократических свобод, на этот раз по фамилии Абэвэгэдейкин. И все, дальше пошло-поехало на месяца, а то и годы. Хотя, бывало, Абэвэгэдейкин так и не собрался написать свою опасную статью. Тактика назойливого согласования с ЦК малейших действий КГБ преследовала вполне прозрачные цели. Во-первых, она демонстрировала или, более правильно, имитировала высокую степень лояльности гебистского ведомства по отношению к ЦК. Во-вторых, подставляла ЦК и партию под огонь враждебной пропаганды. В-третьих, освобождала КГБ от ответственности за собственные шаги» [215] ;