Ставя задачи по противодействию террористическим проявлениям, руководство КГБ СССР исходило из того, что подобные жестокие бездумные акции могут являться следствием как целенаправленного зарубежного идеологического воздействия на отдельных граждан нашей страны, так и разного рода негативных социальных процессов, исключительного стечения личных неблагоприятных обстоятельств, влияния разного рода криминогенных факторов.
Последнее направление – криминологическая профилактика преступных проявлений, на что постоянно обращал внимание руководящего и оперативного состава Ю. В. Андропов, присутствовало в деятельности всех подразделений КГБ СССР.
С. В. Чертопруд в одной из книг, посвященных Ю. В. Андропову, писал, что «в 60—70-е годы прошлого века начался обратный процесс – подготовка социальной базы терроризма» [201] .
Соглашаясь с тем, что в конце 70-х в СССР действительно начался некоторый рост социальной напряженности, на что председатель КГБ Ю. В. Андропов настоятельно неоднократно обращал внимание своих коллег по Политбюро, тем не менее вряд ли возможно согласиться с приводимой столь категоричной оценкой социальных процессов в СССР.
А процесс роста социальной напряженности, на контроль над которым и заблаговременное выявление «очагов социального возбуждения» указывал Андропов чекистам, был связан как с возникновением социальных и экономических проблем в СССР, так и с «новым курсом» администрации Дж. Картера, взявшей курс на «защиту прав человека во всем мире».
Автор этих строк еще в 1998 г. в работе, подготовленной по заказу Совета безопасности России, писал, что «не следует думать, что-де в СССР не существовало определенных проблем в сфере соблюдения и реализации прав человека, как подобные проблемы всегда существовали и существуют во всех странах мира. Другое дело, что их острота и масштабы не идут ни в какое сравнение с тем, что нашим гражданам пришлось испытать и пережить позднее, в годы начавшейся «перестройки» [202] .
Еще одним фактором роста социальной напряженности в стране и обществе являлись активизировавшиеся и расширявшиеся объективные процессы глобализации, дополнявшиеся целенаправленными действиями и акциями иностранных спецслужб – от США и Великобритании до Саудовской Аравии, Пакистана, Ирана и других.
Одним из проявлений объективного процесса глобализации являлось распространение информации о террористических акциях, совершавшихся за рубежом палестинскими, итальянскими, западногерманскими, французскими и латиноамериканскими террористами, многие из которых позиционировали себя как «левые», «коммунистические» силы сопротивления».
И именно на конец 60-х – начало 70-х гг. прошлого века приходится и активизация деятельности таких известных террористических организаций, как ЭТА в Испании, «Красных бригад» в Италии, «Фракции Красной армии» в ФРГ, «Красной Армии Японии» (КАЯ) в Японии, «Аксьон директ» во Франции, ИРА в Великобритании и тому подобных, пример и демагогические призывы и «воззвания» которых, по оценкам чекистов, могли вызвать «подражательность» и в нашей стране.
Что свидетельствовало как о значительной интернационализации всех социально-политических процессов в мире, так и о необходимости их учета в интересах обеспечения национальной и государственной безопасности страны.
Лишь через тридцать с небольшим лет это объективно существовавшее и существующее явление получило название «процесса глобализации», и доныне вызывающего немало тревог, волнений и споров.
Отметим, однако, что уже тогда, на рубеже 70-х гг., Ю. В. Андроповым была осознана эта всепланетарная зависимость и взаимосвязь Советского Союза со всем миром, и сделан вывод о необходимости внимательного изучения зарубежных социальных процессов и их влияния на развитие обстановки в Советском Союзе.
3 июня 1969 г. вооруженной группой из трех антисоветски настроенных жителей Ленинграда была осуществлена попытка захвата самолета «Ил-14», совершавшего внутренний рейс по маршруту Ленинград – Таллинн. О данном факте в советской печати не сообщалось, поскольку эта попытка была быстро пресечена силами самого экипажа самолета. Все четыре члена экипажа были награждены орденами Красного Знамени и Красной Звезды.
Поскольку захват гражданских самолетов («хайджекинг») был наиболее распространенной формой террористических проявлений в СССР, представляется необходимым подробнее остановиться на этой проблеме.
В конце 60-х гг. акты по захвату самолетов в аэропортах или в полете, что, согласно международным конвенциям ИКАО (Международной организации гражданской авиации), является актами терроризма («воздушным терроризмом»), стали наиболее распространенными не только в СССР, но и в мире.
Следует особо отметить, что волна «воздушного терроризма» в мире начинается после относительно успешных для террористов захватов боевиками Народного фронта освобождения Палестины (НФОП) 23 июля 1968 г. «Боинга-707» в Афинах и 22 июня 1970 г. «бойцами» палестинского Фронта народной борьбы (ФНБ) рейсового самолета из Бейрута, получивших широчайшее освещение в мировых СМИ [203] .
Несмотря на то что первый случай захвата рейсового самолета произошел еще 11 февраля 1931 г. в Перу. А первая акция уничтожения самолета в воздухе, в результате которой погибли пассажиры и экипаж, была проведена в мае 1948 г. (До августа 2004 г. наша страна с подобными трагедиями не сталкивалась).
Всего в СССР с 1954 по 1994 г. известно об около ста попыток захвата воздушных судов, подавляющее большинство из которых пресекалось бескровно [204] .
Первая попытка захвата самолета в СССР была осуществлена еще 8 января 1954 г., а в последующие годы эта трагическая хроника попыток захвата воздушных судов приняла такой вид:
25 октября 1958 г. – попытка захвата самолета «Ан-2» в Якутии (угонщики осуждены);
21 июля 1964 г. попытка захвата «Ан-2» в Ашхабаде (жертв нет);
29 октября 1964 г. «Ан-2», попытка захвата рейса Кишинев – Измаил;
3 августа 1966 г. экипаж «Ан-2» рейса Батуми – Поти обезвредил преступника в воздухе.
Несмотря на то что захват самолетов с выдвижением требований выкупа и предоставления вылета за границу под угрозой расправы с пассажирами имел место в СССР в 70—80-е годы прошлого века, не следует, однако, трактовать эти действия как «проявление политической оппозиции в СССР».