Сотрудникам Центрального разведывательного управления, мужчинам и женщинам, посвятившим себя делу создания американской разведслужбы

Глава 1. О себе

Интерес к международным проблемам появился у меня рано, фактически еще в детские годы. Я был воспитан на историях о 131-дневном путешествии на парусном судне моего деда с отцовской стороны из Бостона в индийский Мадрас, где он был миссионером. По пути он чуть было не потерпел кораблекрушение. А в юности я часто бывал в Вашингтоне с дедушкой и бабушкой по материнской линии. Мой дед Джон Фостер был государственным секретарем в 1892 году при президенте Гаррисоне [1] . За участие в Гражданской войне он получил звание генерала. Позже был назначен посланником в Мексику, Россию и Испанию. Моя мать в свои юные годы провела много времени в столицах этих стран, а отец получил образование за границей. Я рос в атмосфере семейных дебатов о том, что происходило в мире.

Мои самые ранние воспоминания — об испанской [2] и бурской [3] войнах. В 1901 году в возрасте восьми лет я жадно прислушивался к горячим спорам дедушки с его зятем Робертом Лансингом, который стал государственным секретарем при президенте Вудро Вильсоне [4] , о достоинствах британцев и буров. Я даже изложил свое собственное мнение по этим вопросам в письменной форме — категорично и с орфографическими ошибками. Записки были обнаружены родителями и опубликованы в виде небольшой брошюры, которая пользовалась большим успехом в Вашингтоне и столичном округе. С таким «насилием над личностью» мне пришлось примириться.

После окончания колледжа в 1914 году за несколько месяцев до начала Первой мировой войны, будучи в полном неведении о драматических событиях, которые должны были вскоре разыграться, я отправился вокруг света, занимаясь преподавательской деятельностью в Индии, а затем в Китае и совершая длительные путешествия по Дальнему Востоку. В Соединенные Штаты мне пришлось возвратиться в 1915 году, а за год до вступления нашей страны в войну [5] стал сотрудником дипломатической службы.

В течение последующих десяти лет я служил, занимая ряд весьма интересных должностей: вначале в Австро-Венгрии, где в 1916–1917 годах наблюдал начало распада Габсбургской монархии, затем в Швейцарии — наши войска вели тогда боевые действия в Европе, а я собирал разведывательные данные о том, что происходило за линией фронта в Германии, Австро-Венгрии и на Балканах. Таким образом фактически я был в большей степени офицером разведки, нежели дипломатом. В 1919 году меня направили на Парижскую мирную конференцию, где я помогал вести переговоры по заключению Версальского договора, участвовал в определении границ нового государства — Чехословакии и занимался проблемами, касающимися революции в России и установления мира в Центральной Европе. После завершения конференции был в числе тех, кто открыл нашу первую послевоенную миссию в Берлине в 1920 году, а после служебной командировки в Константинополь работал четыре года в качестве начальника отдела Ближнего-Востока государственного департамента.

В 1926 году я еще не исчерпал любознательности к мировым проблемам, но истощил свои финансовые ресурсы, поэтому мне пришлось возвратиться к практической деятельности в области юриспруденции, поступив на работу в нью-йоркскую юридическую фирму, старшим компаньоном которой был мой брат [6] .

Эта практика неоднократно прерывалась правительственными командировками, когда я выступал как официальный советник нашей делегации на конференциях Лиги Наций по вопросам сокращения вооружений. В ходе этой работы я встречался с Гитлером, Муссолини, Литвиновым и лидерами Великобритании и Франции.

Я был тесно связан со своим братом Джоном Фостером Даллесом не только практической работой в области юриспруденции. Хотя он и был старше меня на пять лет, мы провели вместе многие годы нашей юности. В летнее время в начале девятисотых годов, да и позже, как только позволяла работа, Фостер и я отправлялись на семейную дачу в Гендерсон-Харбор на юго-восточном берегу озера Онтарио. Ее построил дед Джон Фостер еще в конце прошлого столетия. Он был страстным любителем ловли окуней на удочку. Это увлечение унаследовали и мы с братом. Вскоре к деду присоединились мои отец и мать с пятью детьми, из которых брат Фостер был самым старшим. Зять Фостера — Роберт Лансинг и моя тетя Элеонора Фостер Лансинг завершали команду старшего поколения.

Здесь на лоне прекрасной природы мы не только увлекались рыбалкой, парусным спортом и теннисом, но и вели нескончаемые дискуссии по крупнейшим мировым проблемам, с которыми начала сталкиваться наша страна по мере роста своего могущества. Дискуссии, естественно, имели вес и авторитет, поскольку в них участвовали бывший государственный секретарь и государственный секретарь будущий [7] . Мы, дети, были вначале лишь слушателями, но со временем стали принимать самое активное участие в дебатах по международным вопросам. Джон Фостер Даллес часто выступал как оратор, представлявший молодое поколение.

Мы были вместе в Париже в 1908–1909 годах, когда Джон работал над дипломом в Сорбонне, а я готовился к поступлению в Принстонский колледж. С 1914-го по 1919 год наши дороги разошлись, так как я отправился в кругосветное путешествие, а позднее приступил к службе в дипломатической миссии США в Вене. Но мы вновь встретились на Парижской мирной конференции в 1919 году. Наши задачи там были различными. Он принимал участие в работе по экономическим и финансовым вопросам мирного договора, я же — по политическим. Эта близость была мне дорога и продолжалась в последующие годы. Позже мы работали вместе, когда он стал государственным секретарем при президенте Эйзенхауэре [8] , а я, будучи членом конгресса, при президенте Трумэне [9] получил назначение на должность заместителя директора Центрального разведывательного управления [10] .