Неправильно понятые условия или плохая память могут привести к тому, что стройная, но сложная система связи превратится в трагикомедию абсурда, когда каждая из сторон будет пытаться угадать ход мыслей другой, не вышедшей на встречу или не выполнившей какую-то договоренность. Агент, скажем, пропускает встречу, поскольку перепутал свои плюсы и минусы. Другой партнер появился на условленном месте точно. Но агента нет. Значит, партнер приходит к выводу: агент перепутал, что отнимать, а что складывать, и пытается догадаться, что он именно напутал. Наконец он выбирает из четырех альтернативных комбинаций одну, которая кажется ему наиболее вероятной, и идет на встречу. Но он сделал неверный выбор, и никто его не встречает. А агент в это время вспомнил правильный расчет, но уже поздно, так как истинные день и час уже не совпадают с тем, из чего исходила другая сторона. Таким образом, два человека никак не могут встретиться.
Независимо от причин провалы можно подразделить на две категории: те, которые наносят удар по всей шпионской организации, в результате чего она становится известной противнику или местным властям (что не одно и то же), и такие, что приводят лишь к краху одной какой-либо операции, из-за чего нарушается связь с агентурой, но сами агенты не попадают в руки противника. Так происходит, например, тогда, когда важное сообщение не доходит до получателя, но и не становится добычей врага. В любом случае серьезный провал может привести к немедленному свертыванию разведывательной операции или же к тому, что ее откладывают на длительное время, пока не будет восполнен ущерб, восстановлена связь и тому подобное.
Даже небольшие провалы в разведке связаны с неприятностями. Никогда нельзя быть полностью уверенным, нанесут ли они большой ущерб или потерь не будет. А от этого зависит решение, прекращать операцию или же доводить ее до конца. Многие проколы связаны с потерей прикрытия, разоблачением агентуры и другими нежелательными, но вынужденными действиями. Иногда провалы приводят к тому, что у руководства разведки возникают подозрения: не виной ли тут двойная игра того или иного агента. В принципе делу вредит любое подозрение, даже если считают, что тот не связан с разведслужбой противника, а просто плут, мошенник или контрабандист.
Те, кто когда-либо путешествовал под чужим именем, знает: страшнее всего не то, что можно забыть новое имя при регистрации в гостинице. Самое ужасное, когда вы, все-таки вспомнив, как вас теперь зовут, с облегчением расписавшись в регистрационной карточке, вдруг почувствуете, что кто-то сзади дружески хлопнет вас по плечу и громко произнесет: «Джимми Джонс, старина, где это ты пропадал столько лет?» Вы обернетесь и увидите: перед вами знакомый, которого вы не видели уже лет двадцать.
Каждая операция, связанная с использованием лиц, выезжающих временно или постоянно в другие места под другим именем, всегда связана с риском случайной встречи, пусть в одном случае из тысячи или даже сотни тысяч, с людьми, которые знали агента под настоящим именем. Конечно, ему, возможно, как-то удастся выкрутиться. Но это не должно успокаивать, ибо тревогу вызывает то, что в нынешнем мире, где буквально все прекрасно понимают, какой размах приобрел шпионаж, люди могут в первую очередь как раз подумать: человек, которого я прежде знал под другим именем, наверное, занимается разведывательными делами. Значит, вся огромная кропотливая и длительная работа по созданию легенды-биографии из-за такой случайности может пойти насмарку. Советские нелегалы обычно направляются в страны, где риск случайной встречи минимален (но все же не исключен). Случай, о котором речь пойдет ниже, говорит: подобная несчастливая возможность существует всегда, и Советы, как, впрочем, и мы, фактически не в силах предотвратить ее.
В группе Лонсдейла, о которой я уже упоминал, супружеская пара американцев Крогеров обеспечивала радиосвязь. Их, после ареста Лонсдейла и Хаутона, опознали как давних советских агентов, активно действовавших ранее в Соединенных Штатах. ФБР установило личность, основываясь на отпечатках пальцев. И когда опознание было закончено, в нью-йоркский филиал бюро позвонил человек, который представился как бывший футбольный тренер. За неделю до того журнал «Лайф» опубликовал серию фотографий лиц, причастных к делу Лонсдейла. Позвонивший сообщил, что тридцать пять лет тому назад он был тренером в одном из нью-йоркских колледжей в районе Бронкс. И в его команде играл худощавый паренек, который очень походил на Крогера. Правда, тогдашнего его подопечного звали как-то по-другому… И все-таки он считает, что это один и тот же человек. И тренер оказался прав.
Крогеры даже не пытались как-то изменить свою внешность. У самого Крогера был солидный книжный магазин в Лондоне. Его посещали не только англичане, но и иностранцы, интересовавшиеся редкими книгами. Круг покупателей был велик, и нельзя было исключить возможность того, что в их числе не окажется американец, житель района Бронкс, который узнает Крогера. Шансов, конечно, мало, но они были. И тем не менее, Советы пошли на риск.
Мелкие, порою нелепые инциденты могут вызвать подозрение в шпионаже. Но часто они просто указывают на то, что происходит нечто необычное. А вот сумеет ли очевидец увидеть в этом необычном связь со шпионажем, зависит в значительной степени от того, является ли он простодушным и наивным или же умудренным житейским опытом человеком и чем он занимается — полицейский ли он, трактирщик либо художник. Бывает, что даже профессиональный агент, какие уловки и хитрости он бы ни использовал, не может ускользнуть от внимательного взгляда.
Однажды, поступив, возможно, не слишком хитро, мы послали трех человек на встречу с неким важным лицом, занимавшим целый апартамент на верхнем этаже одной из гостиниц в большом европейском городе. Каждый из них был специалистом в своей области, и его участие обязательно требовалось в начальной стадии операции — дебюте, говоря шахматным языком. Они впервые оказались в этой гостинице и даже стране, о которой идет речь, то есть были там абсолютно неизвестными. Много месяцев спустя, когда по другим каналам установили, что этот джентльмен готов сотрудничать с нами, было решено послать к нему одного сотрудника из той троицы. Перед этим мы долго размышляли и в конце концов пришли к выводу, что встречу безопаснее провести в гостинице, а не в городе, где у нас не было надежной конспиративной квартиры. Офицер же посетил гостиницу всего один раз, можно сказать, промелькнул там много месяцев назад. Вряд ли кто-либо его запомнил. Короче говоря, наш сотрудник отправился в гостиницу, вошел в лифт и назвал лифтеру нужный этаж. Больше в кабине никого не было. Сотрудник смотрел на лифтера, пожилого человека с трудно запоминающейся внешностью, и был абсолютно уверен, что никогда ранее его не видел. Но он постарался запомнить его внешность, чтобы в следующий раз не попасть к нему в лифт. Перед тем как кабина остановилась на нужном этаже, лифтер повернулся и посмотрел на нашего сотрудника. «О! Как вы поживаете? — вежливо спросил он. — Я вижу, сегодня вы одни, а где же оставили двух своих друзей?» Безобидное замечание? Возможно, но об этом никогда нельзя сказать с уверенностью. Главное заключалось в том, что наш сотрудник вовсе не был столь неприметным, как казалось. Лифтеры, горничные, официанты, вообще весь обслуживающий персонал отелей, обычно хорошо запоминают лица и внешность гостей. А в некоторых странах гостиничные служащие, бармены, швейцары — сплошь информаторы полиции. Догадался ли лифтер, кому наш сотрудник собирался нанести визит? Определил ли его национальность (сотрудник изъяснялся на местном языке хорошо, но не без акцента)? Не выдали ли его одежда или манеры?