Занимая пост министра обороны, я единственный раз по-настоящему встревожился именно тогда, когда услышал об этих намерениях Маккристала. Я решил тайно встретиться с генералом в Европе 2 августа и выслушать из первых уст обоснование безумных планов. Накануне поездки меня пригласили на «неформальное общение» президента с кабинетом и старшими сотрудниками аппарата Белого дома. Статья в «Вашингтон пост» утром 31 июля сообщила, что Маккристал готовится просить о значительном увеличении численности контингента в Афганистане; ничего не скажешь, очень вовремя для меня – прямо перед сутками непрерывного взаимодействия с сотрудниками Белого дома.
Я поднялся на борт самолета под вечер 1 августа и вылетел на авиабазу Шьевр в Бельгии; в восемь тридцать утра в воскресенье мы с Маккристалом начали беседу, которая растянулась на пять часов. Помимо нас во встрече участвовали все ключевые представители военного руководства: Маллен, Петрэус (как глава Центрального командования), адмирал Джим Ставридис (верховный главнокомандующий вооруженных сил НАТО, босс Маккристала в цепочке командования Северного альянса), Мишель Флурнуа, Родригес и, конечно, ряд младших сотрудников. Мы собрались в простеньком, сугубо утилитарном конференц-зале, уселись вокруг большого П-образного стола, благодаря чему всем отлично были видны слайды презентации в PowerPoint, этого непременного атрибута военных брифингов. Солдаты-срочники исправно подливали кофе в кофейники и подавали еду; они очевидно нервничали, вероятно, впервые в жизни наблюдая воочию столько четырехзвездных адмиралов и генералов в одном помещении. И, похоже, не обращали внимания на седого коротышку в синей спортивной куртке без каких-либо звезд.
Я начал совещание, подчеркнув необходимость соблюдения полной конфиденциальности во всем, что касается численности нашего контингента, вплоть до афганских выборов 20 августа, пусть это и выходит за рамки шестидесятидневного срока, отведенного мною Маккристалу для подготовки доклада. Я сказал, что налицо четыре «фокуса давления», вовлеченных в процесс: Белый дом и политическая оппозиция в конгрессе, влияние на Ирак, доступность подкреплений и последствия для и без того находящихся в напряжении армии и морской пехоты, а также необходимость дополнительного финансирования. Затем я задал Маккристалу восемь вопросов, которые записал на борту самолета.
Какова оценка эффективности использования тех 68 000 американских военнослужащих, которые уже находятся в Афганистане или на пути туда? Удалось ли обнаружить случаи неэффективного использования или отсутствия реальной необходимости в этих силах?
Включают ли альтернативные стратегии, которые вы оценивали, географическое распределение, последовательную дислокацию и график развертывания?
Каковы риски и компромиссы при более медленном графике развертывания?
Как мы оцениваем возможные исходы выборов 20 августа и какое влияние они окажут на результаты общей оценки ситуации?
Каковы политические и военные риски, связанные с усиленным и длительным военным присутствием США в стране?
Значительное увеличение численности американских войск означает дальнейшую «американизацию» войны. Каковы ожидаемые последствия этого шага для Афганистана, НАТО и наших союзников?
Почему не подождать полного развертывания уже выделенных 68 000 солдат и только потом просить подкреплений?
Учитывает ли текущая оценка ситуации доступность вероятных подкреплений?
Большую часть совещания мы анализировали оценку Стэна, а он повторял, что ситуация «серьезная и непрерывно ухудшается», цитируя себя самого в разговоре со мной несколько недель назад. Он рассуждал о слабостях и недостатках Карзая и прочих афганских представителей власти во всей стране (за редкими исключениями), об отсутствии легитимности и массовой коррупции. Мы обсудили жертвы среди гражданского населения и его планы в этом отношении, а также новые правила поведения американских солдат, призванные показать наше уважение к местным ценностям. Маккристал ясно дал понять, что намерен сосредоточить военные усилия, как и ранее, на юге и востоке, но предложил выбрать около восьмидесяти округов и населенных пунктов, которые станут центрами сосредоточения наших дальнейших усилий по обеспечению безопасности; «чернильные пятна» на карте, где он все это демонстрировал, постепенно расширялись и в конце концов сливались воедино. Партнерство с афганскими силами безопасности является критически важным для успеха, но численность и качество этих сил необходимо радикально увеличивать и улучшать. Контртеррористические операции будут продолжаться, как и специальные операции, направленные на уничтожение лидеров «Талибана». Еще мы обсудили укрепление военного взаимодействия и сотрудничества с пакистанцами и насущную потребность убедить их заняться уничтожением убежищ талибов по другую сторону границы. (Я не стал озвучивать свои сомнения в том, что это сработает, – пусть попробуют, вреда точно не будет.) Все эти вопросы наверняка станут предметом дебатов внутри администрации в ближайшие месяцы. «Стабильность в Афганистане – принципиальное условие окончательной победы, – сказал я. – Если афганское правительство падет под ударами талибов или обнаружит неспособность справиться с международным терроризмом, Афганистан может снова стать базой террористов, с очевидными последствиями для региональной стабильности».
Маккристал заявил, что необходима новая стратегия кампании, такая, которая основывается на защите мирного населения, а не на захвате территорий или на ликвидации повстанческих отрядов. Он много говорил об изменении оперативной культуры, о более тесном взаимодействии с населением. И подчеркнул необходимость срочных действий: «Думаю, ближайшие операции окажут решающие влияние. Если мы не сумеем перехватить инициативу и подавить повстанцев в… последующие 12 месяцев, пока афганские силы безопасности укрепляются, то велик шанс, что мы рискуем сами загнать себя в угол, и победить повстанцев станет невозможно». Я подумал про себя, что он прав относительно необходимости добиться хоть какого-то успеха в ближайшем будущем; сохранение статус-кво – прямая дорога к поражению. Мы, конечно, в состоянии добиться кратковременного успеха, но вот увеличение численности и обучение афганских сил потребует намного больше времени.
Затем мы перешли к вопросу, который, как всем было известно, послужил формальным поводом для встречи, – о дополнительных подкреплениях. Я повторил то, что говорил в течение полутора лет: история иностранных вторжений в Афганистан, советский опыт, приближение «переломного момента», когда численность нашего контингента и наше поведение превратят нас из друзей в «оккупантов». Маккристал хорошо подготовился. Он понимал, что его шансы получить существенные подкрепления мизерны без моей поддержки, а потому сразу взялся развеивать мои опасения. Он сказал, что численность контингента (пресловутый военный «след») не имеет особого значения; куда важнее, как этот контингент используется. Не сказать, чтобы для кого-то из присутствующих это стало откровением. Аналогичные дискуссии о численности войск регулярно разворачивались в отношении Ирака. Но я так долго рассматривал Афганистан сквозь призму опыта Советов, что замечания Маккристала заставили меня призадуматься. Если афганцы увидят, что иностранные и местные солдаты совместными усилиями обеспечивают мир и устойчивую стабильность, гарантируя, что возвращения талибов можно не опасаться, они не станут, наверное, возмущаться присутствием чужаков на своей земле. Здесь критически важно уважать обычаи, традиции и ценности афганцев. Маккристал долго говорил о военном следе, а когда закончил, то я, пусть и не полностью убежденный в насущной необходимости значительных подкреплений, был уже готов не отвергать его идею с порога как безумную.