Едва на следующий день мы заняли свои привычные места в Ситуационном центре, стало понятно, что все нервничают. Сразу вспомнились недоброй памяти времена «холодной войны»: шпионский скандал угрожал сорвать политический прогресс во взаимоотношениях США и России. Политики и дипломаты пришли на совещание, раздосадованные самим фактом того, что шпионы поставили под угрозу вроде бы начавшие складываться контакты с Москвой. Зато представители ЦРУ и ФБР были преисполнены решимости вывезти источник информации и предъявить обвинения иностранным агентам – до политики им дела не было. Панетта и директор ФБР Боб Мюллер доложили президенту план по спасению источника и проведению арестов. «Нелегалы», разумеется, проживали на территории Соединенных Штатов под чужими именами, и никто из них, насколько нам было известно, пока не получал «пробуждающего» сигнала. Президент, похоже, злился на всех: на Мюллера – за желание непременно арестовать «нелегалов», на Панетту – за стремление эвакуировать из Москвы источник информации, на русских – понятно за что: «Как удачно, не находите? Только мы сумели хоть о чем-то договориться с русскими, и тут… Возвращаемся к «холодной войне». Прямо роман Джона Ле Карре. Договор СНВ-3, Иран, отношения с Россией в целом мы подвергаем опасности из-за таких вот ситуаций?» Байден твердо заявил в ответ, что интересы национальной безопасности США не требуют ровным счетом никаких действий. Он решительно подчеркнул, что «наша национальная безопасность основывается в значительной степени на игнорировании» фактических и потенциальных скандалов, способных «разрушить отношения с русскими». Джонс согласился с Байденом и поинтересовался, не можем ли мы отложить эвакуацию источника до сентября. Президент, демонстрируя адвокатский цинизм (и прагматизм), который наверняка показался оскорбительным Мюллеру и Панетте, сказал, что знает: если мы позволим «нелегалам» вернуться в Россию, «парни из ФБР и ЦРУ придут в бешенство», и, вероятно, произойдет утечка информации. «Республиканцы меня растопчут, но мне нужно сохранить широкую перспективу национальных интересов. Разве не существует более элегантного решения?»
Медведев, возможно, даже не подозревает об этой программе, вставил я, а вот Путин знает почти наверняка. Если мы арестуем «нелегалов», когда Медведев будет в Америке или сразу после его отлета, у себя дома он окажется в неудобном положении: «Быть может, есть способ перекинуть все на Путина». А между тем, прибавил я, обращаясь к президенту, «источник необходимо вывезти в оговоренные сроки». Я предложил Обаме конфиденциально встретиться с Медведевым в Канаде, передать ему список российских «нелегалов» в США с указанием их настоящих имен и званий ГРУ, спросить, насколько подобное укладывается в концепцию «перезагрузки», и потребовать, чтобы всех этих агентов эвакуировали в Россию в течение сорока восьми часов, иначе они будут высланы публично. Детям «нелегалов» тоже нужно позволить уехать с родителями. Я сказал, что такие шаги могут дать Медведеву козырь против Путина: зачем тот затеял нечто подобное? Почему не сказал ему? Я добавил, что мы вряд ли узнаем что-нибудь стоящее из допросов; пары «нелегалов» друг с другом не контактируют, а о самой программе и о шпионской сети русских нам уже известно достаточно от источника в Москве. Исходя из прошлого опыта, на организацию обмена агентами может потребоваться год.
Президент сказал, что одобряет мое предложение, и покинул Ситуационный центр. Принципалы же продолжили разговор. Мы пришли к выводу, что моя рекомендация насчет беседы с Медведевым слишком затягивает дело; в конце концов было решено – и я согласился с этим – предложить президенту провести немедленную эвакуацию нашего агента из России, а затем просто выслать «нелегалов». Тем самым мы покажем, что не боимся действовать решительно, и не поставим того же Медведева в потенциально неловкое положение. Панетта и Мюллер тоже согласились. Панетта добавил, что «вице-президент перевернул все с ног на голову – если президент не отреагирует на русский шпионаж так, как ситуация того заслуживает, именно этим он создаст угрозу договору СНВ и всему остальному». Сведения о поимке шпионов, по его словам, неизбежно просочатся в прессу, а значит, нет шанса, что республиканцы в сенате ратифицируют договор СНВ, если Обама притворится, будто ничего не знает о российских «нелегалах». Я поддержал Леона.
«Нелегалов» арестовали 27 июня. К моему большому удивлению, обмен удалось организовать практически молниеносно – четверо «нелегалов» за четверых россиян, отбывающих тюремные сроки за шпионаж в пользу Запада. Эпизод, как мне показалось, завершился без какого-либо политического ущерба репутации президента и без урона двусторонним отношениям с Россией, но только потому, что мудрость возобладала над исходным побуждением президента и вице-президента «замести все под ковер», и потому, что другие советники Обамы отвергли мою первоначальную рекомендацию. Я восхищался президентом: он сумел справиться с собственным гневом и разочарованием и принять правильное, достойное решение.
Я уже отметил, что за все свои двадцать шесть месяцев работы в составе администрации Обамы ни разу не летал в Россию, но регулярно встречался со своим коллегой, министром обороны РФ Анатолием Сердюковым, в НАТО. Путин и Медведев поручили ему реформировать – и сократить – Российскую армию, особенно сухопутные войска, превратить верхний эшелон командования из громоздкого левиафана времен «холодной войны» в современный инструмент управления войсками. Задача была простой: сократить 200 000 офицеров и около 200 генералов, а также снизить численность штабистов на 60 процентов. Поскольку выходящим в отставку российским офицерам государство обещало предоставить жилье, Сердюкову еще полагалось найти или построить квартиры для этих офицеров.
Сердюков не имел практического опыта в сфере безопасности. Он пришел к своей новой должности через мебельный бизнес и работу в Федеральной налоговой службе России. Но его тесть, Виктор Зубков, был первым вице-премьером и доверенным лицом Путина; чем дольше Сердюков оставался на своем посту и чем более спорными виделись его реформы, тем яснее становилось, насколько надежно он «прикрыт» как Путиным, так и Медведевым. (Впоследствии Сердюков все-таки оказался замешан в коррупционном скандале и был уволен в ноябре 2012 года.)
По мере того как осуществлялись наши внутренние реформы перераспределения бюджета внутри Пентагона, я все больше интересовался деятельностью Сердюкова. Именно поэтому я пригласил его в Вашингтон – это был первый визит российского министра обороны в США за последние шесть лет. Он прибыл в министерство обороны 15 сентября 2010 года, и я специально устроил так, чтобы на всем пути до моего кабинета не было никаких проверок документов: пусть почувствует себя желанным гостем; той же цели служили оркестры и марши почетного караула. (По-моему, за все четыре с половиной года на министерском посту подобный пышный прием я организовывал максимум для полудюжины гостей.) Я выделил весь день, чтобы пообщаться с российским министром. Утром мы подробно обсуждали реформы, идущие в наших министерствах, и проблемы, с которыми каждый из нас сталкивался. Признаюсь, я невольно вспоминал годы «холодной войны» и думал, что в ту пору не мог себе представить столь откровенного разговора о внутренних конфликтах и о вопросах двусторонних отношений между нашими странами. Хотя, как я уже писал, Сердюков, казалось, не принадлежал к кругу лиц, отвечавших за внешнюю политику России, и в тот сентябрьский день я сполна оценил его мужество, управленческие таланты и амбиции, необходимые для реформирования своей армию. Газета «Нью-Йорк таймс» процитировала некоего московского аналитика, который будто бы сказал: «То, что делает Сердюков, бросает прямой вызов российской военной культуре, культуре, основанной на идее массовой мобилизационной армии, возникшей у Петра Великого». Не знаю, правда это или нет, но Сердюков, вне сомнения, заслужил ненависть всего старшего военного руководства России.