Затем, снова вертолетом, я перелетел на передовой пост Каферетта на северо-востоке провинции Гильменд, чтобы посетить 3-й батальон 4-го полка морской пехоты. Капитан Энди Террелл повел меня на прогулку по городу Наузад, в котором когда-то жили 30 000 человек; потом он служил оплотом талибов, был буквально напичкан СВУ и стал фактически необитаемым. Морские пехотинцы взяли Наузад в декабре прошлого года и очистили от мин большую часть улиц дорогой ценой потерь. Мне сказали, что вернулось около тысячи горожан и экономика начала возрождаться. Идя по пыльной главной улице, я увидел несколько магазинов и горстку мужчин и мальчишек у дверей. На улицах было много морских пехотинцев, и, отметив малочисленность открытых магазинов и отсутствие домашнего скота, я просто не мог не задаться вопросом: то ли это шоу, устроенное к моему приезду, то ли мой визит и обилие морпехов заставили местных укрыться в своих домах? Нет, я вовсе не ставил под сомнение доблесть морских пехотинцев, освободивших город, и жертвы, которые они понесли. Я всего-навсего пытался понять, стоило ли все это таких потерь.
Перед отлетом на следующий день из Афганистана я посетил лагерь «Блэкхорс» в окрестностях Кабула, один из крупнейших учебных лагерей афганской армии. В лагере меня встретил облаченный в костюм-тройку министр обороны Афганистана Абдул Рахим Вардак. Вместе с ним мы побывали на различных учебных мероприятиях Я попросил несколько минут, чтобы поблагодарить американских солдат, которые работали инструкторами, а потом через переводчика обратился к нескольким сотням афганских слушателей. Вардак настоял, чтобы я закончил свое выступление парой ободряющих фраз на пушту. Он написал эти фразы для меня в фонетической транскрипции на карточке. Я приложил все усилия, чтобы произнести фразы верно (не уверен, что у меня получилось), и до сих пор не знаю точно, что же именно сказал. Предположительно что-то не слишком обидное, потому что слушатели как будто остались довольны.
Мои комментарии для прессы по поводу этой поездки не то чтобы лучились оптимизмом. Я сказал тем, кто ездил со мной в Наузад, что этот город укрепил мою веру: мы и в самом деле на правильном пути, но «дорога займет много времени». «Люди должны понять, что все равно возможны ожесточенные и кровопролитные бои, что нас по-прежнему ждут очень трудные дни… Первые признаки обнадеживают, но я опасаюсь, что возникнет соблазн проявить нетерпение и принять желаемое за действительное». Никто не мог обвинить в том, что я гляжу на Афганистан сквозь розовые очки. Я видел наших солдат и морских пехотинцев, видел, чего они добились, но прекрасно сознавал, сколько еще испытаний впереди.
Обама совершил свою первую в должности президента поездку в Афганистан 28 марта 2010 года. Он провел на афганской территории шесть часов, встретился с Карзаем и с американскими военнослужащими на авиабазе Баграм. Его визит существенно усилил позиции Карзая, даже при том что президент США высказал тому много претензий – относительно коррупции, незаконного оборота наркотиков и дурного управления. Президенты также обсудили примирение с талибами. Войска устроили Обаме бурный прием. Позже Джонс раздраженно поведал мне, что некий старший чин в посольстве чересчур рано уведомил афганцев о визите Обамы, и очень скоро после того, как самолет президента вылетел из Кабула, ракета угодила в ВПП, всего в четверти мили от того места, где недавно стоял борт номер один.
Разногласия из-за Афганистана между Государственным департаментом и министерством обороны, с одной стороны, и Белым домом и СНБ – с другой, тлевшие с декабря, вспыхнули с новой силой в начале апреля. Маллен и Мишель Флурнуа вернулись в Вашингтон из поездок в Афганистан, глубоко озабоченные тем, что там увидели. Флурнуа пришла ко мне 2 апреля, чтобы поделиться своими тревогами: по поводу скептического отношения посла Эйкенберри к стратегии президента и его снисходительности к Карзаю, а также по поводу продолжающихся споров между Госдепом и ШНБ о том, кто несет ответственность за привлечение гражданских специалистов. Маллен разделял опасения Флурнуа. Несколько дней спустя я сказал Хиллари Клинтон, что на нашем регулярном совещании с президентом на этой неделе хочу обсудить ситуацию в Афганистане, и пригласил ее присоединиться. Она согласилась. Джим Джонс, впрочем, предложил сначала побеседовать втроем, без президента, и наметить варианты развития событий. Я не стал возражать.
На следующий день я обсуждал с президентом щекотливый кадровый вопрос, и вдруг Обама поинтересовался, что там с Афганистаном. Я ответил, что по договоренности с Джонсом не стану его, Обаму, беспокоить, пока мы трое – Джонс, Клинтон и я – не встретимся и не переговорим между собой. Президент сказал: «Нет, не надо откладывать». Тогда я поведал, что, по мнению Эйкенберри, стратегия президента терпит неудачу. Послу и прочим, прибавил я, стоит научиться иному стилю общения с Карзаем, особенно в публичных заявлениях. Они просто не понимают, что задевают афганский суверенитет и гордость афганцев. Государственный департамент и Белый дом заодно с ШНБ сражаются за руководство гражданской сферой, продолжал я, и тем самым фактически торпедируют все наши планы. Обама довольно сдержанно прокомментировал, что руководителям министерств следует проработать основные условия взаимодействия.
Спустя несколько минут Клинтон, Маллен, Донилон и я встретились в кабинете Джонса. Я вновь изложил ситуацию, на сей раз подробнее и не стесняясь в выражениях. Негативный настрой Эйкенберри постепенно распространяется на все посольство; это как если бы генерал заявил войскам, идущим в бой, что они обязательно потерпят поражение. Я раскритиковал отношение Эйкенберри и Белого дома в целом к Карзаю, напомнил, что Карзай знал о нашем вмешательстве в ход выборов предыдущей осенью, и добавил, что публичное заявление пресс-секретаря Роберта Гиббса сегодняшним утром – Соединенные Штаты могут отозвать приглашение Карзаю посетить Вашингтон в мае – представляет собой грубую ошибку. (Гиббс отреагировал на слова Карзая: мол, если иностранцы не перестанут вмешиваться во внутренние дела Афганистана, он может присоединиться к «Талибану», – очередной «выплеск» его импульсивной натуры, доставлявшей всем нам столько хлопот.) Затем я описал проблему взаимоотношений Белого дома и Госдепа, как она видится в министерстве обороны. Маллен поддержал мои выводы и добавил, что нужно добиваться соблюдения законов, бороться с коррупцией и решать вопросы управления в ближайшие несколько месяцев, а планов нет даже в наметках. «Гражданская сфера не работает», – заключил он.
Хиллари явно готовилась к этой встрече и пришла, что называется, во всеоружии. Она привела ряд примеров прямого неповиновения Эйкенберри, игнорирования распоряжений ее самой и ее заместителя Джека Лью, в том числе отказы предоставлять информацию и разрабатывать планы. Она сказала: «Карл превратился в проблему». По поводу отношения администрации к Карзаю Хиллари со мной согласилась и обрушилась на ШНБ и Белый дом, упрекая их сотрудников в закулисных контактах с Эйкенберри. Она перечислила случаи их, как она выразилась, высокомерия, стремления контролировать действия военных, попыток избежать участия в совещаниях и нежелания сотрудничать с командой Холбрука. Чем дольше Хиллари говорила, тем сильнее раздражалась. «С меня довольно, – заявила она. – Вам хочется управлять гражданской сферой афганской кампании – так забирайте! Я умываю руки! Я не собираюсь отвечать за то, чем не в состоянии управлять из-за интриг Белого дома и ШНБ».