Многие сегодня утверждают, что изменение стратегии и связанное с этим увеличение численности контингента, утвержденное Обамой в конце 2009 года, было большой ошибкой. Я по-прежнему считаю, что это правильное решение. К 2008 году талибы восстановили свои силы и влияние в Афганистане, а Соединенные Штаты продолжали использовать тактику «контртерроризм плюс», и, как следствие, ряд территорий, особенно на юге и востоке страны, в том числе некоторые ключевые населенные пункты и экономические центры, оказались в зоне влияния или даже под контролем талибов. Несмотря на удвоение численности международного контингента в Афганистане при администрации Буша, ко времени, когда я стал министром обороны, мы не побеждали. Наша тактика вела в тупик, и это еще мягко сказано.
Развертывание более 21 000 американских военнослужащих в феврале-марте 2009 года проводилось в ответ на просьбу военного командования, поступившую на закате президентства Буша; таким образом командующие в Афганистане рассчитывали остановить очередное наступление талибов и заодно, как я уже упоминал, обеспечить хотя бы минимальную защиту участникам местных выборов того же года. Буш был готов утвердить эту заявку, но воздержался по просьбе новой президентской команды, команды Обамы. Этих же подкреплений, по мнению военных, было недостаточно для реализации стратегии – миссии – Обамы, озвученной в феврале. В начале весны мы с президентом, впрочем, как и практически все высшее руководство в Вашингтоне, в том числе в Пентагоне, думали, что вопрос с подкреплениями для Афганистана закрыт. Но оценка, произведенная летом 2009 года Маккристалом, впервые показала подлинную военную «цену» достижения целей, сформулированных Обамой.
К осени стало окончательно ясно, что альтернативные стратегии в Афганистане предполагают либо значительное увеличение сил – либо резкое сокращение нашего военного присутствия; все плюсы и минусы обоих подходов я подробно изложил в своей служебной записке Обаме в октябре 2009 года. Вопреки всем аргументам, которые мне пришлось выслушать тогда, и всем комментариям, которые я прочитал позже, я так и не получил ответов от критиков решения Обамы: никто из них не удосужился проанализировать конкретные последствия сохранения патовой ситуации или применения совершенно иной стратегии, со значительно меньшим военным присутствием США в Афганистане. В последнем случае, кстати, никто не попробовал даже предположить, как воспрепятствовать возвращению талибов к власти на большей части, если не на всей, территории Афганистана и как помешать восстановлению позиций «Аль-Каиды». Решения декабря 2009 года и последующее развертывание подкреплений позволили нам провести ряд операций по вытеснению талибов из их убежищ и предоставили возможность организовать и провести подготовку многочисленной и боеспособной афганской армии.
Консерваторы и «ястребы» резко критиковали Обаму за намерение приступить к выводу этих подкреплений из Афганистана в июле 2011 года, а также за обещание, что все боевые американские части покинут страну, передав ответственность за безопасность населения самим афганцам, к концу 2014 года. Военные вдобавок выражали недовольство теми ограничениями численности контингента, которые установил президент. Я считаю, что Обама был прав в каждом из этих решений.
После восьми лет войны в Афганистане конгресс, американский народ и американская армия не выказывали ни малейшего желания мириться с затягиванием войны на неопределенный срок. «Война по необходимости», спровоцированная стремлением покарать виновников событий 9/11, легла тяжким бременем на нашу страну, как и война в Ираке; к 2009 году терпение общественности и конгресса фактически истощилось. Приняв предложение Карзая о дате полной передачи ответственности за обеспечение безопасности самим афганцам к концу 2014 года, президент Обама продемонстрировал всем американцам, что эта война не бесконечна. В свое время я добился дополнительного времени для осуществления «Большой волны» в Ираке, указав точные сроки вывода войск, и Обама аналогичным образом политически «подкупил» военных и гражданских чиновников – дал пять лет на завершение нашей миссии в Афганистане.
Сжатые сроки, повторюсь, в конце концов заставили нас умерить свои амбиции и сосредоточиться на достижимых целях. Я не сомневался, что мы способны заметно ослабить «Талибан» и укрепить афганскую армию и что, если не сделать этого сейчас, иного шанса у нас может и не быть. Озвученные сроки вынудили афганское правительство и местные силы безопасности активизироваться, хотя бы ради собственного выживания. Что касается тезиса, будто мы заодно сообщили талибам, как долго им придется ждать, прежде чем вернуться, я сказал сразу, что их ожидают по меньшей мере пять лет боевых действий, в том числе против передовых западных армий, и что каждый день, который талибы станут «пережидать», еще на толику укрепит афганские силы.
Приняв решение начать вывод подкреплений в июле 2011 года, президент опирался на мнение наших командующих, которые уверяли, что смогут передать территории, отбитые у талибов, под контроль сил безопасности Афганистана в течение двух лет. Я надеялся, правда, что темпы вывода в последние шесть месяцев 2011 года будут ниже, чем те, которые в итоге определил президент. Тем не менее общая численность войск США в Афганистане так и не упала ниже уровня «до подкреплений»; такое положение сохранялось вплоть до сентября 2012 года – то есть минуло более трех лет с момента, как первый морпех из состава подкреплений прибыл в провинцию Гильменд. В целом активная фаза этой кампании в Афганистане продлилась вдвое дольше, чем в Ираке.
В Пентагоне ограничение численности контингента войск США в Афганистане до 101 000 солдат было крайне непопулярным и трактовалось как политический произвол в отношении командующего нашими частями на афганском ТВД. В особенности были недовольны руководители сухопутных войск и корпуса морской пехоты. Думаю, Обама и его постоянно подозревавшие военных во всех грехах помощники были рады ограничениям: таким образом они получали в свои руки механизм контроля военных – ведь иначе те вполне могли «протащить» в Афганистан дополнительные войска под видом «технического персонала».
Лично для меня это ограничение оказалось не более чем очередным барьером на пути к военной победе в Афганистане. Каждую неделю после начала активной фазы афганской кампании я встречался с председателем ОКНШ и начальниками штабов – и удостоверялся, что мы не намерены превышать численность войск, одобренную президентом. Еженедельные «процедуры учета» вызывали раздражение и отнимали огромное количество человекочасов, а командующие ворчали, что политики связывают им руки своими «идиотскими решениями». Но я был убежден, что без инструментов контроля численность афганского контингента будет неуклонно ползти вверх – и вовсе не из-за какого-то хитроумного и коварного плана, а просто потому, что боевые командиры будут постоянно требовать подкреплений. (Хорошо помню, как при Буше численность войск, занятых в «Большой волне», выросла с 21 500 до 30 000 человек.) Практически каждый военачальник в истории хотел иметь больше войск для повышения шансов на победу – и сокращения потерь вследствие подавляющего преимущества (так было, например, в ходе войны в Персидском заливе). Учитывая это обстоятельство – и недоверие к военным в Белом доме, в том числе со стороны Обамы, – полагаю, ограничение численности было для президента единственным способом обеспечить себе спокойный сон, иначе бы он однажды проснулся и узнал, что в Афганистане уже 130 000 военнослужащих, а не 101 000. Хотя, конечно, это добавило в Пентагоне обид на Обаму и на Белый дом.