Вот несколько уроков, которые я усвоил за четыре с половиной года пребывания на посту министра обороны; не скажу, что не знал этого раньше, но мое знание, повторюсь, было абстрактным. Прежде всего война непредсказуема: едва начинают греметь выстрелы и падают первые бомбы, как сформулировал Черчилль, политический лидер теряет контроль над ситуацией. События руководят планами. Кажется, что всякая война начинается с предположения, что она будет короткой и победоносной. Почти в каждом случае, если заглянуть в глубины истории, это предположение оказывается ошибочным. Так случилось снова – в Ираке и Афганистане, где мгновенная и успешная смена режима обернулась долгим и кровавым конфликтом. Впрочем, любой, кто знаком с историей войн, вряд ли удивится тому, что события в Ираке и Афганистане разворачивались непредсказуемо.
Почти всегда боевые действия – то есть войны – начинаются в полном неведении о противнике и о ситуации на местах. Мы, например, понятия не имели, насколько тяжело положение в Ираке, когда вторгались на его территорию и брали страну под свой контроль. Мы не понимали, что после восьми лет войны с Ираном, войны в Персидском заливе и двенадцати лет жестких санкций иракская экономика разрушена, инфраструктура уничтожена, а население запугано. «Фасад» режима Саддама ввел нас в заблуждение – это касалось и ситуации в целом, и обладания оружием массового поражения. Мы не имели ни малейшего представления о структуре власти в Афганистане – о соперничестве племен, этнических групп, провинций, городов, соседних деревень и отдельных личностей. И потому наши перспективы в обеих странах изначально были мрачнее, чем предполагалось, а наши исходные цели не соотносились с реальностью. И мы не подозревали об этом. Наше знание о ситуации и сведения разведки никуда не годились. Но мы вторглись в обе страны, не обращая внимания на свое невежество.
Ни одна страна никогда и нигде не может быть в полной мере готовой к следующей войне. Рамсфелд как-то сказал, что вы идете на войну с той армией, которая у вас есть. Но министерство обороны США бессовестно медлило с обеспечением необходимым снаряжением нашей армии и морской пехоты в Афганистане и Ираке. Эта медлительность, это отношение «дело идет своим чередом», этот менталитет мирного времени стоил Америке множества жизней.
Обычно выбирать не приходится; мы почти никогда не можем точно определить, какого рода война нам предстоит. Смешно слышать, как какой-нибудь старший офицер или политик заявляют – мол, больше никогда США не придется вести такую-то и такую-то войну. После Вьетнама наши оборонные «эксперты» дружно согласились, что никогда впредь нам не случится подавлять партизанское сопротивление, – и вот вам, пожалуйста, Ирак и Афганистан. Подобные заявления звучат, увы, и сейчас. Те, кто утверждает, что в будущем сохранятся лишь определенные виды войн, закрывают глаза и на историю, и на реальность: наши враги, как я уже говорил, всегда горазды на сюрпризы. За сорок лет, прошедших после Вьетнама, мы неоднократно пытались предугадать, где произойдет следующий конфликт, и всякий раз ошибались, даже на отрезке в шесть месяцев; список промахов длинный – Гренада, Гаити, Панама, Ливия (дважды), Ирак (дважды), Афганистан, Балканы, Сомали… Когда речь заходит о прогнозировании потенциальных конфликтов, о том, какими они будут и что потребуется нашим вооруженным силам, следует умерить пыл и проявлять намного больше смирения.
Войну значительно проще начать, нежели завершить – как я, надеюсь, убедил вас своей книгой. Те, кто требует «стратегии выхода» или спрашивает, что произойдет, если исходные предположения окажутся неверными, редко получают место за столом переговоров; их голоса тонут в громких призывах действовать решительно и незамедлительно – как это было при вторжении в Ирак, при вмешательстве в во внутренние дела Ливии и Сирии, при обсуждении бомбардировок иранских ядерных объектов. Аргументы против военных действий почти никогда не касаются возможностей, они подвергают сомнению мудрость военного решения. Петрэус обронил в начале своего командования в Ираке: «Скажите мне, как все закончится». Слишком часто этот вопрос даже не задают, не говоря уже о том, чтобы дать на него ответ.
Пребывание на посту министра обороны укрепило мое убеждение в том, что в последние десятилетия американские президенты, столкнувшись с какой-либо проблемой за рубежом, излишне охотно хватаются, так сказать, за пистолет – то есть прибегают к военной силе, игнорируя все реалии, описанные выше. Вместо этого им, как мне кажется, стоило бы последовать примеру президента Дуайта Эйзенхауэра. Во время его президентства Советский Союз обзавелся термоядерным оружием, Китай превратился в ядерную державу, и зазвучали призывы к превентивной ядерной войне против обеих стран; Объединенный комитет начальников штабов единогласно рекомендовал применить ядерное оружие для поддержки французов во Вьетнаме; произошло несколько конфликтов с Китаем из-за Тайваня; не забудем и войну на Ближнем Востоке, революцию на Кубе, восстания в Восточной Германии, Польше и Венгрии. И все же Эйзенхауэр согласился на перемирие в Корее летом 1953 года, и до конца его президентского срока не погиб больше ни один американский солдат.
У нас избыток идеологий и идеологов, которые ратуют за использование американской армии в качестве первого и единственного варианта, а не крайнего средства. Слева раздаются крики об «ответственности по защите» как оправдании военной интервенции в Ливии, Сирии, Судане и других странах. Справа же нежелание президента использовать военную силу в Ливии, Сирии и Иране признается отказом от американского господства и симптомом «мягкой» внешней политики. «Разворот» Обамы в сторону Азии почти целиком характеризуется в военных терминах, противопоставляемых экономическим и политическим приоритетам. И поэтому остальной мир видит Америку прежде всего милитаристской державой, всегда готовой запустить свои самолеты, направить крылатые ракеты и ударные беспилотники на территории суверенных государств.
Я твердо верю, что Америка должна и далее выполнять свои глобальные обязательства. Мы – «незаменимая нация [147] , и лишь малая часть международных проблем может быть успешно решена без нашего участия. Но мы должны осознать, что в нынешнем суровом и сложном мире существуют пределы возможностей США – по-прежнему самой могущественной и самой великой страны на земле. Наше глобальное военное доминирование служит гарантом мира и стабильности во многих регионах и должно оставаться таковым. Но далеко не каждый инцидент, акт агрессии или кризис должны вызывать американский военный ответ.
Я писал в своей первой книге, в 1996 году, что вопреки общепринятому мнению большинство «голубей» в Вашингтоне составляют военные. Это объяснимо: наши военачальники прекрасно знают, сколь тяжелы и непредсказуемы войны, они слишком часто посылали солдат на смерть, чтобы беспрекословно выполнять невнятные или нереалистичные президентские приказы, при слабой политической поддержке, которая и вовсе исчезает, едва ситуация ухудшается или война затягивается. Именно так и было с «войной по необходимости» в Афганистане.