Тем не менее уже в начале года служба вновь стала мишенью злобных нападок органов пропаганды советской зоны, что, впрочем, не было неожиданностью для тех, кто пережил ураганный огонь инсинуаций против «Организации Гелена» в начале пятидесятых годов. Газета «Нойес Дойчланд», центральный орган СЕПГ в Восточном Берлине, опубликовала 27 января статью «Гелен помогал подготовке контрреволюции в Венгрии», открыв эту кампанию. Высосанные из пальца «доказательства» должны были создать впечатление, будто бы наша служба проводила подрывную деятельность против Венгрии, как и перед 17 июня 1953 года – против ГДР, засылая туда агентов для поддержки антиправительственных сил.
Новые атаки Панкова напомнили нам прежние выпады Вольвебера против нашей службы с использованием средств массовой информации всего восточного блока, а также коммунистических газет и замаскированных прокоммунистических органов печати Запада. Как я уже упоминал, Вольвебер использовал аресты наших сотрудников в качестве повода для зачастую фантастических обвинений в ее адрес лишь в самом начале своей долголетней кампании против нас. Но мы приняли соответствующие меры и стали работать более конспиративно. Тогда служба безопасности советской зоны начала создавать фальсифицированные дела. Это выплыло наружу, и в конце 1957 года Эрнст Вольвебер, профессиональный революционер и специалист по диверсиям и саботажу, бесславно завершил свою карьеру. 1 ноября он, полностью исчерпав свою фантазию и окончательно прогорев, был исключен из ЦК СЕПГ. Его бесцеремонно выставили, и это была месть со стороны партийных руководителей (среди них упомяну в первую очередь премьер-министра ГДР Отто Гротеволя), за которыми по указанию шефа безопасности была установлена слежка.
К своеобразным процессам, происходившим в другой части Германии, относилось, по-видимому, и то, что Вольвебер, выступавший в течение ряда лет как самый крупный наш противник, стремился использовать свой революционный опыт против собственных товарищей. Последние его дела скрыты правительством ГДР от общественности завесой тайны. Это в общем понятно. Ведь честолюбивый и безнравственный шеф безопасности не остановился бы и перед Ульбрихтом.
Осенью 1958 года немецкая столица вновь оказалась в центре внимания мировой общественности.
27 октября Ульбрихт заявил, что весь Берлин относится к государственной территории ГДР. Это самонадеянное заявление поначалу рассматривалось большинством политиков в Бонне как самодеятельность Панкова, но вскоре оно было поддержано не менее агрессивным заявлением советского партийного руководителя Хрущева. 10 ноября тот потребовал ликвидации четырехстороннего статуса Берлина, а 24 ноября подтвердил это требование соответствующей нотой.
Наша служба, на основе имевшихся данных, расценила эти явно скоординированные выпады Панкова и Москвы как новую попытку Советов разыграть берлинскую карту в качестве средства давления на Запад. Кстати, Берлин до последнего времени сохранял такое свое значение в арсенале наиболее эффективных инструментов советской внешней политики.
В Средней Германии [66] заявления Ульбрихта и Хрущева по берлинскому вопросу были восприняты как скрытая угроза. Многочисленные перебежчики из «зоны» распространяли в ФРГ страх и ужас, как это часто случалось и ранее в подобных ситуациях. В боннских правящих кругах это вызвало озабоченность. Но правительство придерживалось трезвой оценки обстановки, базирующейся на данных нашей службы, которой в эти осенние недели приходилось довольно часто излагать свое мнение по данному вопросу. Мы считали, что, хотя Хрущев с Ульбрихтом и стремятся к нагнетанию обстановки в Берлине и вокруг него, они все-таки не решатся на применение силы.
В январе 1959 года советский проект немецкого мирного договора свидетельствовал о решимости кремлевского руководства продолжить свои усилия по урегулированию германского и берлинского вопроса. Очередная возможность представилась Хрущеву на Женевской конференции министров иностранных дел четырех великих держав, которая продолжалась почти три месяца (с 11 мая по 5 августа) [67] . Несмотря на советскую угрозу заключить сепаратный мирный договор с ГДР, к которой прибегли Советы, чтобы сломить сопротивление западных держав, Женева не принесла Ульбрихту никакого успеха.
Разочарование Панкова, по имевшимся у нас сведениям, было велико. И там решили пышно отпраздновать десятилетнюю годовщину образования ГДР, которая пришлась на 7 октября. Ульбрихт лично возглавил подготовку к торжествам. Он разослал своих эмиссаров не только в столицы неприсоединившихся государств, но и в Лондон и Париж для передачи приглашений принять участие в манифестациях по этому поводу в Восточном Берлине известнейшим политическим деятелям. В качестве почетных гостей они должны были показать всему миру, что государство Ульбрихта достойно признания. Вскоре было получено согласие бывшего французского премьер-министра и известных британских парламентариев. Но Ульбрихт торжествовал слишком рано. Один из его посланников, некто Е., еще за несколько лет до того решил сотрудничать с нашей службой. От него нам были известны все детали пропагандистской акции, затеянной Панковом.
В качестве начальника разведки мне не приходилось решать более трудной задачи. Речь шла о том, что было важнее: стоило ли отказаться от ценного источника, обладавшего отличными позициями в Восточном Берлине, чтобы попытаться через него воспрепятствовать приезду в Восточный Берлин видных политиков из Франции и Англии, или же сохранить его и не предпринимать никаких мер к срыву коммунистического празднества. Тщательно взвесив все «за» и «против», я решил доложить федеральному канцлеру, чтобы, получив его согласие, перевезти Е. вместе с семьей в ФРГ и тут же направить его в Париж и Лондон с задачей побудить приглашенных видных политиков к отказу от поездки. Операция удалась: Панкову пришлось праздновать свою годовщину без участия представителей Лондона и Парижа.
Если 1958-й и 1959 годы прошли для федерального правительства и нашей разведывательной службы целиком под знаком жесткого противостояния и противоборства по германскому вопросу, то начало 1960 года было для Советского Союза связано с проявлением первых признаков новой и более опасной конфронтации. Все новые разведывательные данные подтверждали поначалу смутные прогнозы об усилении противоречий между Советским Союзом и второй по величине державой коммунистического лагеря – Китайской Народной Республикой. Несколько позже я более подробно рассмотрю этот конфликт, нарушивший монолитность мирового коммунизма и угрожающий позициям СССР как главенствующей державы советского блока.