Весною 1965 года верх взяла «реальная политика». Арабы уже не выражали, как прежде, свои искренние чувства по отношению к советской оккупационной зоне и были полны презрения и пренебрежения, хотя и скрывали их вежливыми улыбками. А федеральное правительство приняло решение установить дипломатические отношения с Израилем в мае, прояснив окончательно свою позицию.
ФРС не раз докладывала канцлеру, что дипломатическое признание Израиля де-юре повлечет за собой в качестве ответной меры немедленный разрыв отношений с ФРГ большинством арабских государств. В этом не было никакого сомнения, хотя некоторые боннские политики считали: есть, мол, определенные шансы противостоять такому нежелательному развитию событий. Однако все эти надежды, как мы и предсказывали, оказались напрасными.
Как только 13 мая были установлены дипломатические отношения с Израилем, свою окончательную форму приобрело важнейшее звено в политике, запланированной Аденауэром. Но одновременно ФРГ, к сожалению, потеряла традиционные связи и дружбу со странами арабского региона.
К неблагоприятному развитию событий на Ближнем Востоке добавилась жесткая действительность общегерманского вопроса. Множились сообщения о запланированных ГДР и Советами действиях по срыву намеченного на начало апреля заседания бундестага в Берлине. Бонн и Берлин наводнили слухи, направленные, без сомнения, на то, чтобы вызвать панику. Руководители политических партий и организаций развили лихорадочную деятельность. Все это создало такую атмосферу, в которой для трезвых оценок почти не оставалось места. Другими словами, возмутители спокойствия в Панкове и Москве добились поставленной цели: наше общество было охвачено беспокойством и неуверенностью.
К чести бундестага, партий и федерального правительства, вопрос об отказе провести заседание в Берлине, несмотря на столь массированную враждебную пропаганду, никогда всерьез даже не рассматривался. Немаловажную роль в сохранении атмосферы спокойствия и уверенности сыграла регулярная оценка обстановки, которая представлялась правительству нашей службой. Суть сообщений сводилась к следующему: Панков и стоящая за ним, а может быть и рядом, Москва используют все средства и возможности пропаганды и агитации в сочетании с попытками угроз и запугиваний, чтобы не допустить это заседание. Акции преследуют цель заставить Бонн и земельное берлинское правительство отказаться от своего замысла и тем самым признать косвенно, что бундестагу в Берлине делать нечего. Кроме того, Советы и их среднегерманский сателлит блокируют Берлин, рассчитывая сорвать заседание. И тем не менее все эти акции не приведут неминуемо к вооруженной конфронтации с западными державами. Дело до столкновения военного характера не дойдет.
Давление, оказываемое Москвой и Панковом на Бонн, когда были перекрыты подъездные пути в Западный Берлин, в том числе автострада Хельмштедт – Берлин, 4 апреля достигло своего первого пика. Тогда депутаты были вынуждены воспользоваться авиасообщением. Все они прибыли в старую столицу. Многие опасались, что самолет гражданской авиакомпании, на котором будут лететь депутаты, советские власти заставят сесть в аэропорту Шенефельд в Восточном Берлине, но дело до этого не дошло.
Второй пик напряженности случился, когда советские боевые самолеты стали с ревом проходить на низкой высоте над зданием, где собрались народные представители. Но и тогда депутаты, да и берлинцы сохранили спокойствие, и заседание продолжило свою работу. Таким образом расчет Панкова на то, что ему удастся выжить депутатов бундестага из Берлина, не оправдался. Наоборот, опасность сплотила жителей Берлина и народных депутатов воедино. Невольно произошла демонстрация укрепления уз, связывающих федерацию и Западный Берлин.
После ужесточения боевых действий во Вьетнаме прошло всего несколько месяцев, когда в Индонезии власти вскрыли, что зреет государственный переворот, который готовился коммунистами. В частности, ими были созданы специальные вооруженные группы для молниеносного захвата и ликвидации большинства старших офицеров, чтобы обезглавить армию, основную силу государства, и лишить ее руководства. Так коммунисты рассчитывали решить долголетнее противостояние с вооруженными силами в свою пользу. Для достижения этой цели заговорщики собирались использовать нерешительность президента Сукарно, который уже долгое время пытался избежать применения силы при выяснении спорных вопросов между армией и коммунистической партией и, балансируя, сохранить мир в стране.
В действительности дела обстояли еще хуже. Некоторые факты свидетельствовали, что Сукарно втайне делал благое дело для китайских коммунистов, стоявших за спиной индонезийских товарищей. Те пообещали президенту, что он, если путч удастся, возглавит Народную Республику Индонезию. На самом же деле Пекин собирался предложить этот пост лидеру Индонезийской коммунистической партии Айдиту, а Сукарно убрать.
В ночь с 30 сентября на 1 октября 1965 года особые команды коммунистов в соответствии с планом жестоко расправились с группой высших офицеров. Однако широко задуманная попытка переворота не удалась, так как другие акции были сорваны. В результате пользовавшийся популярностью народа главнокомандующий вооруженных сил страны генерал Насутион и нынешний глава государства генерал Сухарто во главе оставшихся верными правительству войск подавили попытку государственного переворота.
Особо следует упомянуть, что среди убитых высших офицеров было двое истинных друзей Германии – командующий сухопутными войсками генерал Джани и бывший в течение ряда лет и высоко нами ценившийся военный атташе в Бонне бригадный генерал Панджаитан.
Наша служба, использовав отличные источники, проинформировала правительство не только своевременно, но и подробно о событиях тех дней в далекой Индонезии. Успех индонезийской армии, которая в последующем запретила коммунистическую партию, решительно и настойчиво преследовала ее членов, по моему мнению, оценивается до сих пор еще недостаточно высоко.
Бегло рассмотрев события международного плана, происходившие после 1956 года, я сознательно не касался организационных и кадровых вопросов нашей службы, а также отношений между нами и федеральным правительством после ухода Аденауэра. Правда, я уже дал понять, что они, эти отношения, не всегда были свободны от недоразумений, а иногда возникали и некоторые трения. Разведка работает хорошо, когда правительство активно поддерживает ее усилия и верит ее руководителям. Если же этого нет, то даже успешно действующая разведслужба не избежит упреков и предупреждений, как бы разведчики ни старались.
Федеральная разведывательная служба в апреле 1966 года отметила свою десятилетнюю годовщину. По этому поводу никаких шумных празднеств не устраивалось. Но юбилей вызвал множество воспоминаний о столь богатом событиями десятилетии, которое, несомненно, останется наиболее значимым и интересным в истории нашей службы.
В 1966 году в средствах массовой информации появилось множество статей, в которых рассматривались будущие организационные формы трех разведывательных служб Федеративной Республики – ФРС, ФВОК и СВКР [75] . Сведущие и не очень сведущие в этих делах люди, высказывая свое мнение, били тревогу по поводу «катастрофического положения дел» в наших спецслужбах и вносили всевозможные предложения, как улучшить их деятельность. «Эксперты по делам секретной службы» вели огонь критики по нас со страниц газет и журналов, выступали по радио и телевидению. У стороннего наблюдателя создавалась картина, будто никакой координации между тремя разведывательными службами никогда и не было. А из некоторых публикаций даже следовало, что они, эти три разведывательные организации, относились друг к другу враждебно, каждая заботясь лишь о том, чтобы расширить сферу своего влияния и помешать другим.