Третий контингент, нуждающийся в защите, — работники, которые теряют работу вследствие спада производства и сокращения спроса на товары и услуги в России и на мировом рынке. Согласно опросам конца ноября 2008 г., «почти половина граждан России боятся лишиться работы в следующие три месяца». Председатель комитета Госдумы по международным делам Константин Косачев заявил (25.11.08): «Рост безработицы станет преобладающим трендом в ближайшие шесть месяцев».
Страх перед безработицей сам становится угрозой, воздействуя на сознание как работников, так и работодателей. Вероятно, увольнения и прием на работу будут происходить волнами, что свидетельствует о нестабильности системы.
Четвертую большую и чрезвычайно уязвимую группу составляют трудовые мигранты, нанимаемые на теневом рынке рабочей силы (главным образом в строительстве), с грубым нарушением трудового законодательства, часто без минимальных социальных гарантий. Живя далеко от дома, нередко на полулегальном положении, они сплачиваются в общности, пребывающие в состоянии латентного конфликта с местным населением. Во многих местах массовые увольнения ставят этих работников в отчаянное положение.
Процессы обеднения и утраты работы являются массивными, и предлагаемые правительством меры защиты несоизмеримы с их масштабами. Потенциал общественных работ, переучивания и переезда работников в другие местности неадекватен проблеме. Пропаганда по телевидению этих мер как эффективной социальной защиты для миллионов человек вызывает нарастающее раздражение в обществе.
Реальная защита «групп риска» возможна только через создание новых социальных форм, выходящих за рамки рыночных отношений, и за счет мобилизации «дремлющих» бесплатных ресурсов (как, например, земли, солнечной энергии и рабочих рук). Кризис в чрезвычайных ситуациях требует сложения ресурсов, а не их рыночного обмена.
Так, во многих случаях крупное предприятие вместо увольнения рабочих могло бы совместно с сельскими поселениями создать на выведенной из оборота пашне подсобное хозяйство в статусе цеха, где простаивающие работники работали бы во время кризиса вахтовым методом. Организацию таких структур государство могло бы частично финансировать за счет пособий по безработице, полагающихся работникам, которые были бы уволены.
Россия еще обладает важным культурным ресурсом, который может помочь пережить и преодолеть кризис, — опытом ведения «безденежного» (по типу «натурального») хозяйства в современном промышленном обществе, а также опытом солидарного переживания бедствий без сбрасывания части населения в крайнюю бедность. Использование или подавление этих ресурсов — политический выбор государства. По нему все социальные группы будут судить о стратегических намерениях власти.
Кризис резко обострил и выявил конфликт интересов, расколовший российское общество в 90-е годы и лишь ослабленный потоком нефтедолларов. Сейчас общество находится в ожидании, пока власть определит свою стратегическую линию в этом конфликте. После этого или начнется поиск компромиссов, или поляризация.
В настоящий момент дискурс («язык» в широком смысле слова) государственной власти направлен почти исключительно на поиск консенсуса с благополучной (и даже богатой) частью общества, составляющей небольшое меньшинство населения. Более того, в некоторых заявлениях даже подчеркивается классовый, а не национальный, характер антикризисных программ. Это, с точки зрения антикризисной программы, ошибочная установка.
В последние годы упор при создании идеологии, легитимирующей современный политический порядок, делается на средний класс. Он представляется ядром общества и социальной базой власти. Сама эта доктрина еще очень сырая, разработка идеологии среднего класса ведется вяло, плодотворной методологии для нее не предложено. Попытка взять для нее за основу классический европейский либерализм была ошибочной, поскольку его философия неадекватна нынешней реальности. Попытка гибридизации остатков либерализма с Православием и Самодержавием успеха также не имела.
В прессе даже заговорили, что средний класс завоевал социальную гегемонию и политическую власть. Сурков подчеркнул: «Помочь среднему классу пережить следующий год без серьезного ущерба. Поддержать уровень занятости и потребления… Потому что российское государство — это его государство. И российская демократия — его. И будущее у них общее. Нужно позаботиться о них. Россия — их страна. Медведев и Путин — их лидеры. И они их в обиду не дадут».
Такая классовая риторика лишает в сознании большинства авторитета любую государственную программу борьбы с кризисом. На каком основании государство собирается «поддержать уровень потребления» среднего класса за счет тех, у кого уровень потребления уже ниже физиологического минимума? На основании того, что «Российское государство — это его [среднего класса] государство»! Выходит, для большинства это — чужое государство? Вот и готов пусковой двигатель для подрыва легитимности.
Подобные заявления сокращают возможность «кризисной» консолидации общества. Реально, в России уже сложилась система коммуникаций, в которой обмен сообщениями в режиме диалога происходит только между властью и крупным бизнесом. Ряд больших социокультурных общностей абсолютно исключен из пространства диалога. И это именно те общности, которые в наибольшей степени способны стать активной силой мобилизационной антикризисной программы.
2009 г.
Управлять страной, проектировать, строить и содержать системы ее жизнеустройства — огромный труд, который требует много ума, творчества и совести. Когда иссыхает любая из этих составляющих, то резко сужается «горизонт будущего» и подавляется творчество — проектирование заменяется имитацией.
К имитации склоняются культуры, оказавшиеся неспособными ответить на вызов времени, и это служит признаком упадка и часто принимает карикатурные формы. Примечательно, что имитируют всегда подходы и структуры чужеземцев, имитация всегда сопряжена с низкопоклонством. Это слово опять стало актуальным в нашей реформе. Именно низкопоклонство! Казалось бы, всегда можно найти ценный опыт и в собственном прошлом — но нет, само это прошлое мобилизует память и неизбежно втянет твой разум в творческий процесс. Имитатор, подавляющий разум и творчество, вынужден быть антинациональным.
Реформы в России стали огромной программой имитации Запада. Это было признаком духовного кризиса нашей интеллектуальной элиты, а затем стало и одной из главных причин общего кризиса. Отказавшись от проектирования будущего, взяв курс на самую тупую имитацию, наши реформаторы и их интеллектуальное окружение подавили и те ростки творчества, которые пробивались во время перестройки. Духовное бесплодие — один из тяжелых и многозначительных признаков будущей катастрофы.
Пробегите мысленно все стороны жизнеустройства — везде реформаторы пытались и пытаются переделать те системы, которые сложились в России и СССР, по западным образцам. Сложилась, например, в России своеобразная школа. Она складывалась в длительных поисках и притирке к социальным и культурным условиям страны, с внимательным изучением и зарубежного опыта. Результаты ее были не просто хорошими, а именно блестящими, что было подтверждено объективными показателями и отмечено множеством исследователей и Запада, и Востока. Нет, эту школу было решено кардинально изменить, перестроив по специфическому шаблону западной школы.