Чиновник, работавший в архиве Департамента полиции, в течение нескольких месяцев снабжал делами (более 20 томов по 800 страниц каждый) Владимира Бурцева. Была налажена целая система связи. С чиновником встречался посредник. Сам Бурцев из-за плотной слежки не смог бы работать с этим источником. В этой операции была задействована и «переписчица», делавшая копии наиболее интересных документов [516] .
Хотя «диссиденты» появились в Департаменте полиции задолго до Владимира Бурцева. Например, в Петербургском охранном отделении служил секретарем III Отделения Н. В. Ключников – тайный агент революционной организации «Народная воля» [517] .
Кроме чиновников, занимавших высокие посты, с революционерами охотно делились информацией и мелкие клерки. В частности, уже упоминавшийся выше Леонид Меньщиков в 1905 г., недовольный своим продвижением по службе, написал анонимное письмо, где указал имена провокаторов Азефа и Татарова.
Более тщательно подбирались служащие «черных кабинетов». Как правило, это были всесторонне проверенные люди, «безоговорочно преданные престолу», давшие подписку о неразглашении тайны. Непосредственно перлюстрацией по всей России занималось 40–50 человек, которым помогали работники почт. Правда, с цензорами приключился другой конфуз. Несколько из них оказались агентами разведки Австро-Венгерской империи.
К. Цаверт, агент австрийской разведки, свыше 40 лет служил в Киеве тайным цензором почты, кроме него, «тайными информаторами Вены» были Макс Шульц, Эдвард Хардак и Конрад Гузандер.
В частности, Циверт читал всю корреспонденцию, адресованную генералу Михаилу Алексееву – начальнику русского Генерального штаба, переписку военного министра Сухомлинова и многих других [518] .
В Департаменте полиции была предпринята попытка создать комплексную систему защиты информации. Для защиты переписки использовались меры криптографического, организационного и инженерно-технического характера.
Система секретного делопроизводства не только позволяла контролировать местонахождение документа, регламентировала правила работы, но и уменьшала вероятность раскрытия агента в случае несанкционированного доступа к отдельным делам агентов противника. В качестве примера можно привести тот факт, что после революции потребовалось несколько лет упорной работы и доступа ко всем документам Департамента полиции для разоблачения всех провокаторов.
Были и недостатки у этой системы. Отсутствие уголовной ответственности позволяло довольно легко избегать наказания предателям, а подбор кадров на должности чиновников позволял довольно легко внедрять агентов или находить «инициативников».
К 1913 г. проблема с «диссидентами» из Департамента полиции не только не была решена, а, наоборот, приняла катастрофические размеры. Как писал Александр Красильников [519] , заведующий Заграничной агентурой, в своем отчете: «…1913 год в жизни заграничной агентуры ознаменовался рядом провалов секретных сотрудников, явившимися результатом не оплошности самих сотрудников, а изменой лица или лиц, которым были доступны по их служебному положению дела и документы, относящиеся к личному составу агентуры вообще, и заграничной в особенности. Обращает внимание то обстоятельство, что в начале года имели место только единичные случаи провалов, как, например, разоблачения Глюкмана (Ballet) и Лисовского-Ципина, сотрудника Петербургского охранного отделения, покончившего жизнь самоубийством.
С осени провалы усилились, и в настоящие время они приняли эпидемический характер» [520] .
Кроме внутренних «диссидентов», работающих в Департаменте полиции, был еще и «технический» персонал, состоящий из иностранцев, – это в отношении Заграничной агентуры в Париже. Так, Александр Красильников писал: «Агенты наружного наблюдения отлично осведомлены о том положении, в которое поставлена агентура, далеко не являются людьми, верными своему долгу, способными сохранить служебную тайну; наоборот, большинство из них, за малым исключением, к числу которых следует отнести главным образом англичан, готовы эксплуатировать в личных интересах не только все то, что им могло сделаться известно, но и сам факт нахождения на службе у русского правительства» [521] .
Там с этой проблемой боролись по-своему. Сотрудники Заграничной агентуры при приеме на работу давали подписку о сохранении в тайне служебных секретов. Хотя это порой оказывалось бессмысленным.
Например, Леруа раскрыл революционерам не только методы организации наружного наблюдения, но и предложил несколько способов эффективного «отрыва» от филеров [522] . В частности, он сообщил обо всех сотрудниках наружного наблюдения, задействованных в наблюдении за эмигрантами, и методах, применяемых сотрудниками этой службы, а так же как им противодействовать; еще он составил подробную карту Парижа с указанием «мертвых зон» – мест, где по тем или иным причинам затруднено или невозможно вести наружное наблюдение.
А его коллега Лионе при увольнении прихватил с собой множество писем и фотографий. Это он использовал для шантажа бывших работодателей [523] .
Была целая серия предательств со стороны сотрудников наружного наблюдения. В частности, некто Лурих сообщил о прибытии в Париж группы московских и петербургских филеров – в результате эта акция стала бессмысленной.
Хотя проблемы возникали и при организации связи. Так, М.А. Русиков застрелился в 1910 г. после того, как письмо с приглашением прибыть на конспиративную встречу попало в руки революционеров. Правда, проблемы с перехватом сообщений случались крайне редко [524] .
Для связи с агентурой, как и раньше, использовались шифр Цезаря, книжный шифр, шифры перестановок. Основное требование к таким шифрам – простота использования, криптографическая стойкость, вся документация к шифру должна обладать «скрываемостью» или же, в идеале, безликостью.
В 1911 г. была принята секретная «Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения». В этом документе излагались общие принципы проведения агентурной работы, организации взаимодействия с тайными сотрудниками и другие вопросы.