Сохраняя космическое чувство крестьянина и его идущее от Православия эсхатологическое восприятие времени, рабочий внес в общинный идеал равенства и справедливости вектор реального построения на нашей земле материальных оснований для Царства справедливости. Эта действенность идеала, означавшая отход от толстовского непротивления злу насилием, была важнейшей предпосылкой к тому, чтобы ответить на мятеж белых («детей Каина») вооруженным сопротивлением [21] .
Революционное движение русского рабочего и стоявшего за ним общинного крестьянина было «православной Реформацией» России. В нем был силен мотив жертвенности — предпосылка беззаветной Гражданской войны. Свидетель и мыслитель революции, патриарх русского символизма и художественный идеолог крупной буржуазии, на склоне лет вступивший в коммунистическую партию, — Валерий Брюсов написал:
Пусть гнал нас временный ущерб
В тьму, в стужу, в пораженья, в голод:
Нет, не случайно новый герб
Зажжен над миром — Серп и Молот!
Дни просияют маем небывалым,
Жизнь будет песней; севом злато-алым
На всех могилах прорастут цветы.
Пусть пашни черны; веет ветер горный;
Поют, поют в земле святые корни, —
Но первой жатвы не увидишь ты.
Хороший обзор развития этого процесса дан А.С.Балакиревым, но ведь этот процесс широко освещен и в литературе, и в воспоминаниях виднейших представителей интеллигенции революционного времени (например, М.М.Пришвина). А.С.Балакирев говорит об «атмосфере напряженных духовно-религиозных исканий в рабочей среде», которая отражена в исторических источниках того времени. Он пишет:
Агитаторы-революционеры, стремясь к скорейшей организации экономических и политических выступлений, старались избегать бесед на религиозные темы, как отвлекающих от сути дела, но участники кружков снова и снова поднимали эти вопросы. «Сознательные» рабочие, ссылаясь на собственный опыт, доказывали, что без решения вопроса о религии организовать рабочее движение не удастся. Наибольшим успехом пользовались те пропагандисты, которые шли навстречу этим запросам. Самым ярким примером того, в каком направлении толкали они мысль интеллигенции, является творчество ААБогданова [46].
Эти духовные искания рабочих и крестьян революционного периода отражались в культуре. Здесь виден уровень сплоченности и накал чувства будущих «красных». Исследователь русского космизма как большого культурно-философского явления С.Г.Семенова пишет:
Никогда, пожалуй, в истории литературы не было такого широчайшего, поистине низового поэтического движения, объединенного общими темами, устремлениями, интонациями…. Революция в стихах и статьях пролетарских (и не только пролетарских) поэтов… воспринималась не просто как обычная социальная революция, а как грандиозный катаклизм, начало «онтологического» переворота, призванного пересоздать не только общество, но и жизнь человека в его натурально-природной основе. Убежденность в том, что Октябрьский переворот — катастрофический прерыв старого мира, выход «в новое небо и новую землю», была всеобщей [47].
Разумеется, духовенство, как и все остальные сословия России, раскололось в отношении к революции. Были иерархи, которые и в движении к Октябрю угадывали глубокий цивилизационный смысл, путь к избавлению от общенациональной катастрофы. Ректор Духовной академии (Сергиев Посад) А.М.Труберовский во вступительной лекции 15 сентября 1917 г. сказал:
Великая русская революция не является простой «классовой борьбой», в ней заинтересованы одинаково пролетарий и буржуазия, сколько ради личного блага, столько же во имя социальной справедливости [48].
Однако в целом, как институт, Церковь в тот момент Октябрьской революции не приняла. Мало того, возникновению Гражданской войны в России способствовал и открытый конфликт Православной Церкви с Советской властью. Этот конфликт вплоть до стабилизации государства в середине 20-х годов носил исключительно острый, сложный и тяжелый характер. Он отразил богоборческий (то есть подспудно религиозный) пафос большевизма — и в то же время глубокий, до времени скрытый конфликт между двумя течениями в самом большевизме.
Любое идеократическое государство, возникающее революционным путем, неминуемо вступает в конфликт с Церковью, которая была важнейшей частью старой государственности. Сосуществование на равных двух «носителей истины» — двух структур, претендующих на статус высшего арбитра в вопросах жизнеустройства, невозможно [22] .
Мирное разделение «сфер влияния» с Церковью могло быть сделано лишь в стабильный период, гораздо позже.
Советское государство было проникнуто религиозным чувством — в этом была и его сила, и его слабость. Немецкий писатель Генрих Бёлль приводит важную мысль из книги В.Шубарта «Европа и душа Востока» (1938): «Дефицит религиозности даже в религиозных системах — признак современной Европы. Религиозность в материалистической системе — признак советской России». Надо вдуматься в эту мысль, которую в разных формах высказывали многие мыслители Запада, современники русской революции: Запад безрелигиозен, Советская Россия — глубоко религиозна. Н.Бердяев, отрицавший социализм, признавал:
Социалистическое государство не есть секулярное государство, это — сакральное государство. Оно походит на авторитарное теократическое государство. Социализм исповедует мессианскую веру. Хранителем мессианской «идеи» пролетариата является особенная иерархия — коммунистическая партия, крайне централизованная и обладающая диктаторской властью.
Разрушение Храма Христа Спасителя с проектом построить на его месте Дворец Советов проявляет именно религиозный характер конфликта с традиционным устроением нового храма именно на развалинах прежнего (затягивание стройки и «спускание на тормозах» всего ее проекта говорит о восстановлении здравого смысла, изживании религиозного компонента в советской идеологии).
Конфликт с Церковью был обострен из-за того, что общая в первые месяцы после Октября уверенность в недолговечности режима большевиков толкнула Церковь на открытое выступление против Советской власти. 15 декабря 1917 г. Собор принял документ «О правовом положении Православной российской церкви», который явно шел вразрез с принципами Советской власти. Например, Православная церковь объявлялась первенствующей в государстве, главой государства и министром просвещения могли быть только лица православной веры, преподавание Закона Божьего в государственных школах для детей православных родителей признавалось обязательным и т. д. 19 января 1918 г. патриарх Тихон предал Советскую власть анафеме, и большая часть духовенства стала сотрудничать с белыми.