Японии было легче: почти целый век она «высасывала» Запад в мирных объятьях, а после войны – как «побежденный друг», союзник против России. Сталинизм – это проект ускоренной модернизации разрушенной страны в условиях милитаризации и войны. То, что этот проект в целом был выполнен, с точки зрения «нормальных» законов невероятно. Только соотнося условия, цель и результат, можно оценивать все частные свойства сталинизма.
Б.П.Курашвили выводит природу сталинизма («мобилизационный социализм») из жестких условий войны (подготовка – сама война – восстановление). Я же считаю, что это – лишь фон, внешние условия, в которых выявилась природа сталинизма. А природа эта задана – как задается набором генов вырастающий в конкретных внешних условиях организм – генетической матрицей российской цивилизации, которая сложилась к XV-XVI веку. Корни же еще глубже. Сталинизм порожден типом человека (и типом общества), который сформировался в Евразии за 2 тысячи лет, в том числе и всеми прошумевшими здесь войнами. Этот тип четко выявлен и описан уже Марко Поло в XIII веке («неторговый народ»).
Так по-разному видя природу, корни сталинизма, мы по-разному видим и его частные проявления. Б.П.Курашвили пишет о культе Сталина: «Культ первого руководителя – это средство управления. Да, „всего лишь“ средство управления, притом довольно сильное, а временами решающее». То есть, культ Сталина представлен как чисто инструментальное средство, как бы «сконструированное» хитрым Сталиным и «принятое» доверчивым народом из-за его низкого культурного уровня. На мой взгляд, это неверно.
Культ Сталина невозможно было ни сконструировать, ни навязать. Его можно было понять и использовать как драгоценную жертву – а можно было испоганить и прожрать. Сталин был в основном на высоте, но даже не это главное, речь о самом явлении. Культ был порождением глубокого религиозного чувства, которое всегда было присуще нашей цивилизации (что прямо не связано с конфессиями). Это чувство – один из цементов, соединявших людей в народ через создание авторитетов, символов. Обычно уже в виде предания (как в фигуре Петра Великого). Но в моменты особого напряжения, при ощущении войны это чувство «работало» в режиме реального времени в виде «культа командира» – и оно буквально создавало этого командира, обязывало его соответствовать. В культе Сталина, как и Жукова, невозможно различить причину и следствие – самого командира и его культ. Разве это – всего лишь средство управления? Это все равно, что считать средством управления религию.
Взрыв энергии традиционного общества, вызванный революцией, сталинизм направил в русло развития, модернизации, прорыва – а мог уйти в махновщину. Но этот взрыв не мог быть лишь благостным, надеяться на это – детские иллюзии. Фанатизм и репрессии, самоистязание общества – оборотная сторона медали. Б.П.Курашвили с большим тактом говорит об «инструментальной стороне» репрессий, об их неотвратимости в том коридоре, по которому пошел весь проект, но сожалеет, что при этом возникла «сталинщина» – чрезмерность репрессий. Но в этом деле меру установить невозможно. Трагедией, волны которой мы переживаем и будем переживать еще неоднократно, было само это явление в целом. Если джинн выпущен из бутылки, трудно назвать «позволительное» число сшибленных голов. Лучше бы нам сегодня не меру искать, а природу явлений выяснять.
Б.П.Курашвили пишет, что фоном репрессий был «элемент массового психоза, патологического психоза». Но это – просто негодование из гражданского общества. То, что для него патология, для общества религиозного есть «страстное состояние», особый тип экстаза. Это и было одним из актов сталинизма, и отказаться от него, назвав «сталинщиной», невозможно. Такие стадии мы наблюдаем во всех мощных религиозных движениях. Вот, близкое по времени и самое рациональное – протестантизм, который по сути был новой религией, давшей основу современной западной цивилизации. Экстаз на заре этой религии вылился в сожжение в Западной Европе одного миллиона «ведьм». Можно это назвать «протестантщиной» и осудить как искажение, деформацию, преступление?
Неплодотворно «закрывать» вопрос – одни стороны сталинизма оправдывая, другие клеймя. Главное – не промотать жертвенную кровь, пролитую во спасение многих и многих поколений России. Наша историческая беда и вина в том, что кровь, уже пролитая, не была уважена и перестала служить скрепляющим общество символом. Она была именно опошлена политиканством – сначала Хрущева, потом перестройки, всеми ее Разгонами и «Мемориалами». Поэтому, кстати, и замаячила некоторая опасность повторения.
Я понимаю, что все это звучит странно для уха, привыкшего к истмату. Хотя главные черты современного (гражданского) и традиционного общества хорошо изучены, и я говорю прописные истины. Б.П.Курашвили исходит из веры в существование «правильных» норм. Он говорит, например: «смертная казнь в принципе недопустима», как будто двадцать тысяч лет люди были глупцами и просто не имели этого «верного понимания». Это очень затрудняет трактовку многих явлений сталинизма – приходится изощряться, додумывать за Сталина, спускаться в его подсознание. Я как-то писал о том, что депортация чеченцев в 1944 г. как тип солидарного наказания целого народа соответствовала мышлению и культуре того времени и места, а потому на уровне народа была более бережной репрессией, нежели демократический расстрел всех виновных индивидуумов (при этом спор шел не о вине или невиновности чеченцев, а именно лишь о типе репрессий). Б.П.Курашвили замечает, что эти соображения разумны, но они означают, что «Сталин возрождал дух варварства». То есть, опять – оценка из гражданского общества. Да, все, кто не Запад – варвары. Они уже перестали обижаться на это ругательство, но ругательства не прибавляют понимания.
Я думаю, что главная трагедия России, поднявшейся через сталинизм, была не столько в тех жертвах, которые повлек этот способ сплочения (хотя, повторяю, эти жертвы – трагедия), а в том, что из него очень трудно выйти. По самой своей природе сталинизм не указывает механизма «демобилизации». Сам Сталин об этом думал, в этом смысл его работ о языкознании и об экономических проблемах социализма. Но даже прямо поставить вопросы было в рамках сталинизма невозможно. Хрущев, не будучи на высоте задачи, не обладая мудростью, начал просто рвать, ломать всю конструкцию сталинизма. Но, учитывая сложность проблемы, я не могу согласиться с Б.П.Курашвили, который пишет: «Послесталинское развитие, завершившееся бюрократическим маразмом социализма и его крахом, не было закономерным, было исторически случайным». В том коридоре, который выбрала верхушка КПСС после смерти Сталина, наш печальный результат становился год от году вероятнее. Демобилизация сталинизма шла быстро, но при этом неизбежно временно ослабевала система, и в нужный момент нам нанесли удар. Но оба слова – и «закономерный», и «случайный» к этому результату, по-моему, неприложимы.
Насколько сложна проблема выхода из проекта, подобного сталинизму, показывает и опыт Китая, где из маоизма пришлось выходить через искусственное создание хаоса – культурную революцию. Но этот катастрофический переход успел начать сам Мао Цзедун. А продолжил Дэн Сяо Пин, оба патриоты с державным мышлением. У нас же хунвэйбинов организовали Горбачев и Ельцин – чтобы те под видом бюрократической надстройки ломали основание державы.