Нации как новый тип сообществ, в которых этничность сопряжена с гражданством, — порождение Западной Европы в эпоху Нового времени. В незападных странах освоение технологии нациестроительства стало одним из важнейших направлений модернизации . Например, Япония сумела целенаправленно создать сплоченную нацию с сильной национальной идеологией, не раскрываясь Западу, и вышла на международную арену как современное национальное государство. Индийская нация сложилась в борьбе с английским колониальным владычеством. Для ее создания потребовалось теоретическое обоснование, которое было выработано путем нового истолкования истории и изложено в книге Дж. Неру «Открытие Индии» (1946). Элита многих стран успешно освоила доктрину нации и использовала ее как оружие защиты против западного империализма, избежав колониального ярма.
Самый большой проект был осуществлен в Китае, где небольшая группа интеллигентов-республиканцев начала программу создания современной нации (хотя они применяли привычное китайцам слово народ ). Старый народ, слабо скрепленный империей, был полностью «рассыпан» под ударами европейских держав, и в рассыпанном («как куча песка») виде китайцы оказались не только политически недееспособны, но даже нежизнеспособны . Проводя сравнение с Россией, автор и руководитель этой программы Сунь Ятсен видел залог ее спасения и развития как раз в том, что, несмотря на свою «вселенность», русские сохранили национализм благодаря опасным, но несмертельным угрозам. Последней из них Сунь Ятсен посчитал к концу жизни интервенцию Запада во время Гражданской войны. Посмотрел бы он на нас сегодня!
У Сунь Ятсена национализм не только не противоречит интернационализму, но и служит ему необходимым условием: «национализм — это то сокровище, которое предопределяет существование человечества». Если бы национализм угас повсеместно, то западные державы, по мнению Сунь Ятсена, полностью вытеснили бы и «переварили» все другие народы, как индейцев. И только если Китай преодолеет космополитизм и вновь обретет сокровище национализма, он «станет фундаментом интернационализма в Азии — так же, как русские стали им в Европе».
Процесс строительства нации из народов, соединившихся вокруг русского народа, набирал темп в Российской империи со второй половины ХIХ века, в сочетании с модернизацией хозяйства, экономики и в целом культуры. Как этот процесс продолжится в ходе и после революции — было вопросом исторического выбора, который стоял перед всеми революционными течениями России. Здесь пролегла одна из пропастей раскола, на развитие которого сильно повлияли установки Маркса и Энгельса.
Очевидно, что строительство нации не может быть «бесконфликтным» — «иных» надо преобразовывать в «своих». Так, во Франции пришлось «сплавлять» не только множество небольших народов, но и два больших этнических блока — северофранцузского и южнофранцузского (провансальцев). Последние сопротивлялись более трехсот лет, после чего, по выражению Энгельса, «железный кулак Конвента впервые сделал жителей Южной Франции французами». А Наполеон заменил все исторические этнические названия департаментов на формальные географические — по названиям протекающих по их территории рек. Германские народы собирались в современную нацию уже объединенным государством при Бисмарке, под эгидой милитаризованной Пруссии. А до этого, в конце ХVIII в., еще вполне могло случиться, что в Европе возникли бы три родственных политических нации — австрийская, прусская и баварская.
Другой, более сложный тип, к которому относится и Россия, предполагает построение общей территории и общего культурного ядра при сохранении этничности разных групп населения. Когда канцлер Бисмарк заявил, что единство наций достигается только «железом и кровью», Тютчев написал известные строки:
«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…
Ленин, говоря о типе государственности России после победы пролетарской революции, имел в виду примерно то же самое, что и Тютчев (только вместо «любви» у него была солидарность трудящихся). Он писал в 1916 г.: «Мы в своей гражданской войне против буржуазии будем соединять и сливать народы не силой рубля, не силой дубья, не насилием, а добровольным согласием, солидарностью трудящихся» [143, с. 73-74].
На 3-м Съезде Советов (январь 1918 г.) Ленин сказал: «Мы действовали без дипломатов, без старых способов, применяемыми империалистами, но величайший результат налицо — победа революции и соединения с нами победивших в одну могучую революционную федерацию. Мы властвуем, не разделяя, по жестокому закону древнего Рима, а соединяя всех трудящихся неразрывными цепями живых интересов, классового сознания. И наш союз, наше новое государство прочнее, чем насильническая власть, объединенная ложью и железом в нужные для империалистов искусственные государственные образования… Совершенно добровольно, без лжи и железа, будет расти эта федерация, и она несокрушима» [144, с. 287-288].
Советский Союз, собранный на иных основаниях, нежели западные нации, действительно был очень прочен в течение целого исторического периода, но начиная с 60-х годов ХХ в. его механизм соединения множества этносов в многонациональный народ начал давать сбои и требовал модернизации, которая не была проведена. Возник кризис, обсуждение которого выходит за рамки нашей темы (подробнее об этом кризисе см. [14]). Однако кризис возник в конце ХХ века и в нациях Запада, которые уже казались «моноэтническими». Рухнула утопия Просвещения, согласно которой в современном гражданском обществе этничность должна была исчезнуть. Эта утопия и заложила конфликт между нацией и этносами, которого на длительный исторический период избежали и Российская империя, и Советский Союз.
Но вернемся к конфликту, который возник в европейском и российском революционном движении в связи с установками марксизма.
Европейское общественное мнение после 1848 г. стало сдвигаться к признанию прав народов (национальностей). Энгельс сразу занял отрицательную позицию, усмотрев в этом интриги Наполеона III и «руку Москвы». Как пишет Энгельс, режим, пришедший во Франции к власти в 1851 г., «вынужден был изобрести демократизированное и популярно звучащее название для своей внешней политики». Так возник «принцип национальностей». Суть его, по словам Энгельса, в том, что «каждая национальность должна быть вершителем своей судьбы». Он предупреждает: «Но, заметьте, — теперь уже речь шла не о нациях , а о национальностях ».
Сдвиг к концепции права народов являлся демократическим и популярным. Напротив, Энгельс считал его реакционным , потому что он снижает статус крупных наций: «Европейское значение народа, его жизнеспособность — ничто с точки зрения принципа национальностей; румыны из Валахии, которые никогда не имели ни истории, ни энергии, необходимой для того, чтобы ее создать, значат для него столько же, сколько итальянцы с их двухтысячелетней историей и устойчивой национальной жизнеспособностью… Все это — полнейший абсурд, облеченный в популярную форму для того, чтобы пустить пыль в глаза легковерным людям» [39, с. 161].