Известно, в каком доме около метро “Юго-Западная” в Москве снимался фильм, вот и возьмем нынешнюю рыночную цену этой квартиры — 100 тыс. долларов, что эквивалентно зарплате нынешней учительницы за 100 лет. Нет, такую добавку к зарплате ни учительница, ни врач “застойного времени” не замечают. Как не замечают и того, что на ту “маленькую” зарплату они могли без большого потрясения для своего кармана полететь на самолете, взять такси и т.д. Они, как дети, не знают, что все это стоит больших невидимых денег, которые и даются им как часть платы за их труд на общее благо. На Западе полоска пластилина больше!
Вот драматический пример неспособности “взвесить” два явления (блага), охватив одним взглядом их ценность и цену. Речь идет о кризисе теплоснабжения в РФ, который за последние 13 лет дозрел до стадии техносферной катастрофы. Вызван он попыткой перевести эту специфическую отрасль на рыночную основу. Но необходимой предпосылкой к этому было полное равнодушие общества к предупреждениям об опасности этого шага. Это — проблема общественного сознания, связанная с тем, что активная и влиятельная часть общества не ценит отопления как жизненно важного и очень дорогого блага, как не ценит и той технической и социальной системы, которая это благо производит и доставляет в жилища.
Не зная, как устроена эта система и не ценя ее, влиятельная часть общества абсолютно равнодушно приняла известие о том, что эта система будет “реформирована” и переведена на рыночные принципы. Тепло из уравнительно и почти автоматически распределяемого между гражданами РФ блага превратится в товар, который придется покупать, который может вдруг резко подорожать а то и стать дефицитным. Никакого интереса и никакого волнения это известие не вызвало.
Для большинства граждан батарея отопления в их комнате казалась просто куском железа, излучающим тепло. В советское время этот кусок железа излучал тепло согласно плану, перешли на рыночные рельсы — он излучает тепло за деньги. Не будешь платить деньги — кто-то там закроет какой-то кран, и батарея перестанет тепло излучать. Покуда деньги есть, беспокоиться не о чем.
Такие люди не знают и не думают о том, сколько килокалорий нужно, чтобы обогреть с октября по май их квартиру, сколько газа надо сжечь для этого в котельной или на теплоцентрали. Или даже попроще — сколько дров надо купить, напилить и наколоть, чтобы протопить зимой среднюю русскую избу. Они не могут даже приблизительно сравнить это количество дров или газа с тем, что тратят на отопление такого же жилища во Франции или Англии.
Во время перестройки одним из фетишей, почти атрибутов счастья, стал видеомагнитофон (это даже отражено в нескольких художественных фильмах). Люди ахали, когда попадали за границу и видели, что он стоит всего 300 долларов — в Москве этот ящичек можно было продать за такую сумму, что хватало обставить квартиру хорошей мебелью. Советская жизнь без видео казалась жизнью бедняка — “Верхняя Вольта с ракетами, но без видео”. Многие молодые люди чувствовали себя обделенными, батареи центрального отопления грели их тело, но совсем не грели душу, и молодые люди их не замечали. Если бы тогда такого молодого человека спросили “А сколько стоит на Западе то тепло, которое излучают твои батареи за год?”, он бы, скорее всего, возмутился. Какая, мол, чушь, зачем говорить о такой мелочи.
А ведь по западным ценам его батареи излучают только за месяц столько тепла, сколько стоит видеомагнитофон. В советское время он, не шевельнув пальцем, без проблем и с полной гарантией получал за год в виде тепла сумму денег, равноценную семи видеомагнитофонам — и при этом хотел, чтобы ту жизнь ликвидировали. Он хотел, чтобы ему и в России устроили жизнь, как на Западе — с видео. Об отоплении он при этом не подумал. Вот оно и разрушается.
Очень часто с помощью чисел характеризуют расплывчатые, не поддающиеся измерению величины, причем нередко эти числа приводят с высокой точностью, что является грубым нарушением норм научного метода. Академик Т.И.Заславская, агитируя за экономическую реформу, утверждала, что в СССР число тех, кто трудится в полную силу, в экономически слабых хозяйствах было 17%, а в сильных — 32%. И эти числа всерьез повторялись в академических журналах. Понятие “трудиться в полную силу” — не более чем метафора, однако авторитетный социолог “измеряет” ее с точностью до 1 процента. 17 процентов! 32 процента! Этот прием взят из арсенала рекламы, которая все же выглядит скромнее в своих претензиях и дает свои оценки с точностью до 10%: “С новыми “памперсами” попки стали на 40% здоровее”, “С новым шампунем “Шаума” волосы стали на 30% сильнее” .
Идеологически ангажированные интеллектуалы, начав во время перестройки сознательно искажать меру, быстро утратили контроль над собственными действиями. Они просто перестали замечать грубейшие нарушения правил обращения с числами и стали, уже неосознанно, активными разрушителями важной основы рационального сознания.
Масштабы этого явления были таковы, что скептически и даже оппозиционно настроенные специалисты сначала не могли ничего противопоставить ему, а потом и сами оказались вовлечены в этот разрушительный поток. Похоже, например, что в сообществе экономистов не возникло никакой рефлексии относительно этого явления, так что активные разрушители меры не только не испытали на себе никаких профессиональных санкций, но даже и сигналов “снизу”.
Отказ “чувства меры” проявляется в широком использовании “средних” показателей при резком расслоении объектов именно по тому показателю, о котором идет речь. Люди как будто забыли школьное правило — средним числом можно пользоваться только в том случае, если нет большого разрыва в показателях между разными частями целого. И при обсуждении жизни общества у нас получается как в больничной палате: один умер и уже холодный, а другой хрипит в лихорадке, но средняя температура нормальная. Вот, в середине реформы и власти, и оппозиция утверждали, будто потребление в стране упало на 30%. Это — на фоне нарастающего недоедания у части населения. В 1995 г. по сравнению с 1991 г. потребление (включая импорт) мясопродуктов в целом упало на 28, масла на 37, молока и сахара на 25%. Но ведь этот спад сосредоточился почти исключительно в той половине народа, которую сбросили в крайнюю бедность. Значит, в этой половине потребление самых необходимых для здоровья продуктов упало на 50-80%! А власти, оппозиция, да и вся интеллигенция делали вид, что не понимают этой простой вещи.
Есть еще одно нарушение меры, которое характерно для переходных процессов, для слома равновесия, когда система быстро меняется. Та часть интеллигенции, которая в силу своего образования и опыта работы это понимала, не смогла донести важность этого особого случая до широкой публики — или не озаботилась этим. Речь идет о том, что сравнение обобщенных показателей без учета принципиальной разницы их составляющих ведет к невозможности увидеть главное — катастрофическое, скачкообразное изменение социальной системы.
Особенно это касается сравнения таких социальных показателей, как уровни потребления и уровни доходов, ибо они связаны с выражаемыми через них скрытыми (латентными) величинами резко нелинейно. Нас же интересуют именно скрытые величины, а индикаторы, показатели — это лишь их видимое выражение, доступное измерению.