«Арабской весне» предшествовал длительный период «культурной обработки» различных религиозных групп Ближнего Востока.
Флирт англо-американских стратегов с движением «Братья-мусульмане» восходит еще к 1981 году, когда был учрежден Совет по ближневосточной политике (MEPC) с термином «Большой Ближний Восток» в уставе. Задача, как позже пояснял президент NED Карл Гершман, состояла во «включении исламистских партий в политический процесс — так, чтобы сделать их безвредными».
Подготовка т. н. «исламской реформации» осуществлялась через: а) вовлечение богословских кругов в «культурный обмен», б) вестернизацию арабской медиа-среды, в) создание витрины «модернизированной» арабской культуры. Проводниками влияния служили: а) юридическое сообщество, б) университетская интеллигенция, в) медиа-истеблишмент, г) «прогрессивное» духовенство, д) импортеры «прогрессивных» товаров.
Вехами начального этапа «операции Большой Ближний Восток» были:
— открытие в Лондоне благотворительного фонда Islamic Relief Worldwide в партнерстве с египетским движением «Братья-мусульмане»;
— закладка Города образования в Катаре (публично озвученная миссия — «поддержка пути Катара от углеводородной экономики к экономике знаний (sic!) посредством раскрепощения человеческого потенциала»;
— выдвижение духовного лидера движения «Братьямусульмане» Юсуфа аль-Кардави на пост главы Европейского совета по фетвам и исследованиям;
— запуск телеканала «Аль-Джазира» — трибуны как для Кардави, так и для выразителей взглядов исламского и западного «альтернативного пути»;
— привлечение Тарика Рамадана — внука основателя «БМ» Хасана аль-Банны, — к деятельности Совета за парламент мировых религий.
Вехи второго этапа операции «Большой Ближний Восток»:
— подготовка докладов Программы развития ООН (UNDP) и Арабского форума по экономическому и социальному развитию (AFESD) «Об арабском человеческом развитии» (2000) и «Построить общество знаний», где «количество демократии приравнивается к количеству Интернета» (основной автор Надер Фергани — консультант египетского Совета по народонаселению);
— учреждение «Академии перемен» (Academy of Change) в Лондоне (январь 2001). В 2005 года она предлагает услуги египетскому движению «Кефайя», и дополняет рецепты Шарпа методиками нейролингвистического программирования;
— открытие новых центров исламских исследований в RAND Corp., Brookings Institution, Duke University, Georgetown University, Wilson Center (под предлогом событий 11 сентября 2001 г.), учреждение Ближневосточной мирной инициативы (MEPI);
— запуск радиоканалов SAWA и Alhurra, приобщающих молодежь исламских стран к современной культуре и одновременно внедряющих «новое понимание» религии;
— учреждение организаций «прогрессивных мусульман» — Levantine Cultural Center, Muslims for Progressive Values, American Society for Moslem Progress (ASMA) и др.;
— создание структур по обработке исламской молодежи под эгидой RAND Corp., Brookings, Центра молодежного межрелигиозного диалога (прославляющего Далай-ламу).
«Ключ» ассоциируется с «зажиганием». Методики воспламенения коллективных эмоций в арабском обществе обкатывались много лет, но технологии 2.0 открыли более мощные рычаги. Театроведы именуют общее эмоциональное состояние публики, потрясенной спектаклем, термином «синтония». Зрительный образ воздействует на эмоции сильнее речевого сообщения.
В июне 2010 года представитель Google в Каире Ваэль Гоним, прошедший стажировку в AYM, сочинил формулу «Мы все — Халед Саид» и получил вал однотипных реакций на зрительный стимул (фото тела юноши, убитого полицейскими). Следующим сюжетом в Египте, Тунисе, Алжире стал не труп, а еще живой человек, корчащийся в огне. Рядом с ним оказывается «участливый» наблюдатель, методично фиксирующий мучения на видео вместо того, чтобы сбить пламя. Далее оперативно подключается блогосфера. Так, о самоподжоге торговца Буазизи в глухой провинции Туниса спустя час узнает калифорнийский блогер Бешир Благи (позже рассказавший, что ему помогла хакерская сеть Anonymous).
На пике «эпидемии суицидов» на площади Тахрир студентка Асма Махфуз произнесла монолог, где в шести фразах подряд повторялось словосочетание «акт самосожжения». После этого сеанса внушения Махфуз перешла к теме коррупции. В том же стиле апеллировала к массам йеменская активистка Тавакуль Карман.
На созданном сотрудниками US Institute for Peace портале Meta-Activism, где анализируется опыт актива «арабской весны», достаточно откровенно разъяснялась роль видеотрансляции горящей плоти как генератора синтонии: «Это наглядно, и это шокирует. Брутальность на снимках сделала зверство достоверным и произвела висцеральный (т. е. до ощущений во внутренних органах) эмоциональный эффект. Секрет прост: образ говорит сам за себя, и в мире, где кусочек контента является заразительным (viral), это все, что требуется. И это соответствует мощной культурной рамке». Топ-менеджеры «весны» не удержались от самопохвалы: они не только успешно применили п. 158 по Шарпу («предание себя стихии воды или огня»), но и воспользовались исламской культурной рамкой для поражения исламской же мишени с закреплением протестного стереотипа, в дальнейшем сметающего со сцены в том числе и «обезвреженные» религиозные политические силы.
В феврале 2013 года стереотип массового самосожжения был впервые воспроизведен в православной культурной рамке — в Болгарии, что осталось незамеченным в российских СМИ.
По определению Ричарда Шафранского (RAND Corp.), цель информационной войны — так повлиять на поведение противника, чтобы он не знал, что на него воздействовали, и принимал решения, противоречащие его собственной воле.
Линдон Ларуш разделил определение «агент влияния» (agent of influence) на четыре степени — по уровню посвященности в смысл собственной деятельности. Агент влияния 4-й степени — самый непосвященный, но самый активный — это оператор, занимающийся информационно-психологической обработкой родного «общества-мишени» за собственный счет, в качестве волонтера-энтузиаста. Удельный вес «агентов 4-й степени» в обществе-мишени можно считать критерием эффективности информационно-психологической войны.
Другим критерием эффективности ИПВ является резистентность (сопротивляемость) объекта воздействия. Как прямые эффекты мирового финансового кризиса, так и внешние информационно-психологические манипуляции застают врасплох нации с высокой степенью открытости — то есть деиндентификации в итоге отказа государства от идеологической деятельности и отсутствия духовно-смыслового контакта между обществом и властью.
Третьим критерием уместно считать степень инвалидизации (деформации) сообществ, представляющих источник авторитета для массового сознания — правоведов, экономистов, экспертов, художественную интеллигенцию. Признаками высокой эффективности деформации профессионального сознания можно считать а) инверсию смыслообразующих образовательных программ (особенно курса истории), б) отказ от национального наследия в методологии и формирование псевдонаук на периферии классических дисциплин, в) засорение знаний мизантропической мифологией, г) вброс «глобальных» стандартов в законодательство, д) ретрансляция «глобальной повестки дня» государственными СМИ.