Летом 1940 года Черчилль в разговоре с Болдуином признал, что ошибался, поддерживая Эдуарда. Много лет спустя Черчилль беседовал на досуге с лордом Бивербруком. Последний, по его собственным словам, заявил, что поскольку они ни разу в жизни не соглашались друг с другом, то в каждом случае один из них был прав. На это Черчилль ответил, что исключение составляет история с отречением – в тот раз ошиблись оба.
Оказалось, однако, что после отречения герцог Виндзорский стал едва ли не опаснее, чем до.
* * *
В октябре 1937 года герцог и герцогиня Виндзорские отправились с визитом в нацистскую Германию с официальной целью изучения положения рабочих в Третьем Рейхе. Британский посол в Берлине сэр Нэвилл Гендерсон получил указание Форин-офиса не принимать участие ни в каких мероприятиях, связанных с пребыванием Виндзоров, и направить на встречу дипломата низкого ранга. Из Берлина. Где они познакомились со всей нацистской верхушкой, Виндзоры направились в Дюссельдорф, затем в Лейпциг – повсюду герцога и герцогиню встречали толпы восклицаниями «Хайль Виндзор!» и «Хайль Эдвард!», а он щедро отвечал на приветствия нацистским салютом.
Наконец, 22 октября автомобильный кортеж, сопровождаемый эскортом СС, достиг Берхтесгадена, где располагалась самая впечатляющая резиденция Гитлера – альпийское «Орлиное гнездо». Хозяин встречал гостей на пороге дома. Содержание беседы Гитлера и герцога неизвестно. Отчет, найденный в бумагах немецкого МИДа, остается секретным. В 1966 году герцог вспоминал: «Он (Гитлер. – В. А.) внушал мне, что красная Россия – единственный враг, и что британским, равно как и европейским интересам, отвечает позволить Германии нанести удар на востоке и сокрушить коммунизм навсегда». После беседы был накрыт вечерний чай, а затем гости направились к выходу. Один из немногих сопровождавших их журналистов, корреспондент «New York Times», написал, что «герцогиня находилась под явным впечатлением от личности фюрера, а он давал понять, что они стали друзьями, прощаясь с ней с подчеркнутой нежностью».
Когда Виндзоры уехали, фюрер обернулся к переводчику Шмидту и сказал: «Из нее выйдет хорошая королева».
Надежда на возвращение престола стала навязчивой идеей герцога и герцогини.
Они поселились в Париже. После вторжения немецкой армии во Францию в мае 1940 года Виндзоры переехали на юг страны, но бежали они не от немцев, а от англичан: Черчилль настаивал на их немедленном возвращении на Британские острова. Супруги справедливо подозревали, что прогневали премьера своим явным коллаборационизмом. Британский генеральный консул в Ницце не смог уговорить их отправиться на английском торговом судне в Гибралтар, и супруги направились в Испанию.
Между Черчиллем и герцогом, через британское посольство в Мадриде, состоялся оживленный обмен телеграммами, большая часть которых остается секретными до 2016 года. «Сухой остаток» этих посланий состоит в том, что Черчилль убеждал Виндзора вернуться как можно скорее в Англию, а герцог ему отвечал, что не получил гарантий и заверений, о которых просил. Иными словами – он не получил иммунитета от уголовного преследования. (Слухи о том, что он будет арестован немедленно по прибытии в Англию, широко распространились и даже попали в газеты.) «Его королевское высочество, писал премьер-министр британскому послу в Мадриде Сэму Хоару, – имеет высокое воинское звание (генерала. – В. А.),и отказ подчиняться прямым приказам существующего военного командования создаст серьезную ситуацию. Я надеюсь, необходимости в таких приказах не появится. С предельной настоятельностью я настаиваю на немедленном исполнении желаний правительства».
Наконец, уступая неослабевающему давлению Лондона, 2 июля Виндзоры направились в Португалию. Черчилль счел за благо не требовать прибытия герцога в Англию, а назначить его губернатором Багамских островов с тем, чтобы удалить его подальше от воюющей Европы. Параллельно в Берлине разворачивался сюжет, многократно изложенный впоследствии как попытка похищения Виндзоров.
Виндзоры поселились в доме, который подыскал им британский посол в Лиссабоне – это была вилла португальского банкира Рикардо до Эспириту Санто-и-Силва (Ricardo do Espiritu Santo y Silva) с пугающим названием Boca di Inferno – «Уста Ада». С хозяином немедленно связалось немецкое посольство, и тот нанял для обслуживания высоких гостей дворецкого-японца, давнего агента Абвера. В свою очередь Черчилль читал всю немецкую дипломатическую переписку, коды которой были к тому времени успешно взломаны.
Вскоре немецкий посол Хойнинген-Хуене (Hoyningen-Huene) докладывал из Лиссабона, что герцог «намерен оттягивать свой отъезд на Багамские острова как можно дольше, по крайней мере, до начала августа, в надежде на благоприятный для себя поворот событий». Таким благоприятным поворотом герцог, по-видимому, считал возможность мирных переговоров, в которых он рассчитывал сыграть выдающуюся роль. «Он убежден, – продолжал посол, – что если бы он оставался на троне, этой войны можно было бы избежать, и охарактеризовал себя как твердого сторонника мирного урегулирования с Германией… Герцог уверен, что продолжительные жестокие бомбардировки подвигнут Англию к заключению мира».
Риббентропа осенило: герцога надо уговорить игнорировать назначение на Багамы и оставаться в Европе, в одной из дружественных Германии, но при этом нейтральных стран – например, Испании или Швейцарии.
«При случае, – писал он в своей телеграмме в посольство в Мадриде, – герцога следует поставить в известность, что Германия стремится к миру с английским народом, однако этому мешает клика Черчилля и что было бы хорошо, если бы герцог был готов к дальнейшим событиям. Германия намерена всеми силами заставить Англию заключить мир, а когда это произойдет, будет готова удовлетворить любые пожелания герцога, особенно касающиеся намерения герцога и герцогини вернуться на английский трон. Если у герцога имеются иные планы, но он готов сотрудничать в установлении добрых отношений между Германией и Англией, мы готовы предоставить ему и его жене такое материальное обеспечение, которое позволит ему, будь то в качестве частного лица или в любом другом положении, вести образ жизни, соответствующий королевскому достоинству». К этой инструкции Риббентроп присовокупил сообщение некоего швейцарского информатора о том, что английская разведка расправится с ним при первой же возможности – скорее всего, по прибытии на Багамы.
По настоянию немецкого посла в Мадриде Шторера испанцы направили в Португалию старого друга герцога, лидера мадридской Фаланги, Мигуэля Примо де Риверу, который быль уверен, что действует исключительно от имени своего правительства. Посланец должен был пригласить Виндзоров вернуться ненадолго в Испанию перед отъездом на Багамы, поскольку министр внутренних дел Рамон Серрано Суньер (Ramone Serrano Suňer) желает обсудить с герцогом испано-британские отношения, а также сообщить ему кое-какую важную информацию, касающуюся его лично. Суньер в свою очередь должен был предупредить герцога об опасности, угрожающей его жизни, и предложить воспользоваться гостеприимством и финансовой поддержкой испанских властей.