Валютный кризис 1970-х породил небывалое дотоле явление — стагфляцию, то есть стагнацию, продолжающуюся, невзирая на инфляцию. Рецепт Джона Мэйнарда Джон-Невилловича Кейнса — лечить застой денежными инъекциями — впервые не дал результата.
Впрочем, сам Кейнс предвидел нечто подобное. Он предлагал изымать избыточные деньги из обращения ещё до того, как они пройдут полный круг и начнут раскручивать колесо инфляции. По его мнению, одного рывка достаточно, чтобы запустить хорошо отлаженный мотор экономики.
Увы, к середине 1960-х в этом моторе накопилось слишком много шероховатостей. Поэтому политики подталкивали его непрерывной эмиссией. И экономика заглохла, невзирая на впрыскивания уже не шприцем, а брандспойтом.
Когда деньги нестабильны, никто не хочет расставаться с более надёжными ценностями. Если деньги всё же оказались на руках — от них стараются поскорее избавиться, купив что угодно. Цены растут быстрее, чем денежная масса. Отношение денежной массы к товарной падает. Номинальная инфляция порождает реальную дефляцию. Денег перестаёт хватать для обслуживания потоков товаров и услуг. Приходится торговать по бартеру. Многоступенчатые цепочки взаимодействий, необходимые в развитой экономике, рвутся.
На пике кризиса — в 1976-м — Фридрих Август Августович фон Хайек, двумя годами ранее удостоенный премии Банка Швеции по экономике в память Альфреда Бернхарда Эммануиловича Нобеля, выпустил небольшую книгу «Денационализация денег» (у нас издана в 1996-м под названием «Частные деньги»). К тому времени он уже показал: деньги — лучший теоретически возможный носитель информации, значимой для принятия хозяйственных решений, [52] а потому любая их нестабильность перекашивает экономику. Теперь он предложил выход — конкуренцию частных эмитентов, каждый из которых вправе выпускать свою валюту, но не может копировать чужие. По исследованию Хайека, свободный рынок рано или поздно уйдёт от продукции нестабильных эмитентов, так что хозяйственный оборот будет обслуживаться надёжными средствами постоянной ценности, а потому появится возможность формировать и осуществлять долгосрочные планы.
Увы, переходные процессы в период отбора стабильных денег пока так плохо исследованы, что ни одно государство — даже наилиберальнейшее — не решилось отказаться от привилегии собственной эмиссии. Правда, национальные валюты уже конкурируют. Даже в тех местах, где закон ограничивает выбор средств взаиморасчётов, нередки оговорки в контрактах, указывающие сумму расчёта в другой валюте или даже корзине валют с оплатой разрешёнными средствами по курсу на момент платежа (или усреднённому за какой-то разумный срок). Это даёт хоть какой-то ориентир.
Как бы то ни было, чисто технически стабилизация валюты осуществима. Хотя бы возвратом к полному золотому обеспечению. Скорость добычи золота столь мала по сравнению со средней скоростью развития экономики, что в первом приближении можно будет считать общую сумму денег в мире постоянной.
Когда товарная масса растёт, а денежная фиксирована, всем производителям придётся снижать цены — и соответственно зарплаты. От этого в среднем никто не проиграет: ведь контрагентам также придётся снижать цены, и любая попытка удержать их на прежнем уровне вызовет переток клиентуры к конкурентам, так что соотношения разных цен останутся примерно постоянны — как остаются примерно постоянны при обычной ныне инфляции.
Раз цены снижаются — реальная ценность каждой денежной единицы растёт. Причём растёт пропорционально росту экономики. Никакой банковский вклад не даст такого эффекта: работа самих банковских служащих не бесплатна, да и прибыль банковладельцам желательна, так что часть выручки от инвестирования через банк до деньговладельца не доберётся.
Но если выгоду приносят даже деньги, просто лежащие в кармане, — к чему вкладывать их в дело?
Деньги — удостоверение права на получение любых житейских благ. Инвестиция — временный отказ от этого права. Тем самым общество уведомляется: надо произвести другое благо, необходимое для расширения и совершенствования объекта инвестиции. Инвестор вправе рассчитывать на какое-то поощрение за содействие общему развитию — ссудный процент. Инфляция — надёжный способ добиться, чтобы деньговладелец не располагал иными, кроме прибыли от инвестиций, способами извлечения выгоды.
Если прибыль вновь инвестировать, доля в бизнесе вырастет. Расхожий сюжет приключенческих романов — скромная сумма, вложенная в дело и не востребованная десятилетиями, а то и веками, превращается в фантастический капитал. Инфляция снимает и эту опасность. Что толку, если бочонок золота, по расхожей легенде вложенный гетманом Павлом Леонтьевичем Полуботком в Банк Англии, превратился за три века в миллиарды фунтов стерлингов, если за те же века сама эта денежная единица из фунта (453,6 г) серебра превратилась в считаные миллиграммы его же!
Выходит, постоянное обесценивание денег вынуждает вкладывать их в дело и в то же время не позволяет рантье обрести полный контроль над предпринимателями. Пока лучшего средства достижения этих целей не найдено, придётся нам платить кредиторам, мириться с инфляцией, заигрывать с идеями Гезелля и грустно перечитывать «Частные деньги» Хайека.
Экономика — наука (а зачастую — и искусство) распоряжения ограниченными ресурсами. Естественно, в силу их ограниченности весьма желательно ими распорядиться как можно рачительнее, дабы получить наибольший возможный эффект. Посему эффективность зачастую считают главной целью хозяйствования в целом. А её достижение — задачей любого управленца.
Само хозяйство мы ведём ради решения неких конкретных задач. Но современная экономическая теория исключает из рассмотрения не только сами задачи экономики, но и механизм их формирования. Она ограничивается понятием платёжеспособного — то есть подтверждённого однозначным, наглядным и убедительным образом — спроса. При таком понимании предмета науки за её пределами остаётся немалый спектр практически важных вопросов. Один из них — распоряжение ресурсами, находящимися в общем достоянии.
Если такой ресурс вовсе бесплатен (то есть никому не принадлежит), эффективность его использования можно считать бесконечной: какой выход конечной продукции ни разделить на нулевые затраты — результат бесконечно велик. Если же его оплачивают в складчину — у каждого возникает соблазн использовать больше, чем оплатил: чувствовать, что поживился из чужого кармана, куда приятнее, нежели даже получать доход «из ничего». В любом случае логическая цепочка событий приводит к хищнической эксплуатации природных (или унаследованных от предыдущих поколений) объектов, постоянным спорам о распределении оплаты мест общего пользования (в советское время — в коммунальных квартирах, нынче — в товариществах собственников жилья) и прочим осложнениям, описанным во множестве учебников экономики.