Очередные постановления ЦК (и Совета министров — партийная дисциплина обязывает!) последовательно отменяли все достижения предыдущих лет. Материальные стимулы превратились в обязательные подачки, зависящие от чего угодно, только не от результатов собственной работы. Государство верстало планы независимо от реальных возможностей предприятий. Робкие попытки свободной оптовой торговли вновь сменились централизованным распределением едва ли не каждой гайки.
Рецепт Либермана вполне осуществил только Дэн Сяопин — ему удалось пережить своих Сусловых. Не зря его зовут отцом китайского чуда.
СССР же до поры до времени не замечал собственного застоя. Нефть покрывала затраты на импорт пристойно сшитых костюмов и нормально работающих станков. Разве что особо сложную технику нам не продавали — «холодная война» не прекращалась. Зато в рамках той же «холодной войны» мы щедро снабжали оружием потенциальных союзников по всему миру.
Увы, по закону Саймона нефть подешевела уже в начале 1980-х. Пришлось возвращаться к косыгинским мерам. Горбачёв до конца 1986-го не сказал ничего, чего не было бы в докладе Косыгина в 1970-м. Но времени уже не было. Действовать пришлось в пожарном порядке — и стройный рецепт Либермана сменился хаотическими рывками, приведшими к обвалу. Та самая нефть, которая могла смягчить тяготы перехода к рынку, стала проклятием страны.
Этот закон я поминал не раз. Так, на нём базируется вся моя статья http://awas.ws/OIKONOM/GOLDMLRD.HTM «Золотые миллиарды». Процитирую кое-что из неё:
«Впервые идея пределов роста человечества сформулирована в докладе, подготовленном под руководством Дерека Медоуза по заказу сообщества видных учёных и политиков — Римского клуба. Доклад «Пределы роста» нашумел немало. Но общеизвестной и общепризнанной в широчайших массах идея ограниченности возможностей Земли стала вследствие активной и эффектной агитации поборников охраны окружающей среды. Их вождь Пол Эрлих оказался не только неплохим биологом, но и блистательным пропагандистом.
…Против прославленного профессора экологии Стэнфордского университета Пола Эрлиха выступил мало кому известный профессор экономики Мэрилендского университета Джулиан Саймон. Он заявил: раз по мере исчерпания ресурса его цена растёт, то задолго до этого исчерпания наука и инженерия найдут способ заменить его чем-нибудь подоступнее и поэтому подешевле. А чтобы доказательство было нагляднее, Саймон предложил пари: цена любого сырья в ближайшие десять лет упадёт.
Эрлих принял вызов. Тем более что и условия пари были для него крайне выгодны. Он признавался победителем, если за десять лет подорожает хотя бы один из пяти выбранных лично им видов сырья.
Для пари Эрлих выбрал пять металлов — довольно редких и совершенно необходимых. Вольфрам — основа жаростойких сплавов, необходимых энергетике, и керамики — для металлообрабатывающих инструментов. Медь — протянутые по миру провода: линии связи, электропередачи, электродвигатели… Никель и хром — нержавеющие стали, защитные покрытия. Олово — защита консервных банок и медной посуды. Всё это отрасли необходимые и быстроразвивающиеся. По мере их роста цена сырья обязана вырасти!
А через десять лет Пол Эрлих вынужден был публично заплатить Джулиану Саймону $10 000 [141] за проигранное пари. И никто из экологистов более не рискует этот вызов принять. Подвёл их технический прогресс.
В момент заключения пари цены всех выбранных Эрлихом металлов росли. Поэтому инженеры искали способы обойтись без дорогого сырья. И нашли.
Режущий инструмент теперь состоит в основном не из карбида вольфрама, а из корунда: окись алюминия составляет чуть ли не десятую долю земной коры, входит в любую глину, её запасов хватит миру на миллионы лет. По этой же причине алюминий потеснил медь из проводов. В системах связи медь сменило стекловолокно (сырьё — обычный песок). Слой олова на консервных банках стал тоньше в десятки раз — защиту их ныне обеспечивают прежде всего синтетические лаки. Усовершенствованы способы нанесения хромовых и никелевых покрытий: они стали плотнее — значит, можно их делать тоньше. Да и сплавы выработаны новые, с меньшей долей вольфрама, никеля, хрома.
Конечно, этих металлов на Земле не стало больше (разве что никелевые месторождения нашлись новые). Но потребляют их куда меньше. И цена соответственно упала. Не помогла Эрлиху даже инфляция, как раз в десятилетие знаменитого пари весьма ощутимая: выбранные им металлы подешевели намного заметнее бумажных денег.
…Экспорт невозобновляемого сырья всегда кажется привлекательным именно в расчёте на его подорожание по мере исчерпания. Но ещё ни разу расчёт не оправдался. И судя по работам Саймона, не оправдается и впредь.
Между прочим, технический прогресс подвёл не только Эрлиха. Социальная программа кандидата в президенты Чили Сальвадора Альенде Госсенса была феерически щедра именно в расчёте на подорожание меди (Чили располагает чуть ли не крупнейшими в мире её запасами). Но медь начала дешеветь вскоре после избрания Альенде. А отменить щедрые посулы социалист во дворце ла Монеда, подпираемый слева коммунистами из правящей коалиции, не рискнул. И за три года довёл страну до такого разорения, что даже дисциплинированный генерал Аугусто Пиночет Угарте не выдержал и 11-го сентября 1973-го возглавил первый за добрую сотню лет мятеж чилийской армии — иначе андскую республику разорвала бы в клочья гражданская война».
Правда, кое-кто считает: энергоносителей закон Саймона не касается — энергию ничем не заменишь. А будешь жечь уголь вместо нефти — борьба с золой и копотью съест весь выигрыш в цене.
Между тем энергоисточники куда разнообразнее, скажем, алюминиевых руд.
Правда, некоторые и впрямь недёшевы. Так, проект международного исследовательского термоядерного реактора — ИТЭР — был заморожен ещё при Клинтоне из-за дороговизны.
Но эксперты сразу предсказали: как только нефть дойдёт до $50 за баррель, ИТЭР разморозят. Прогноз оправдался: $60 бушевских, при которых переговоры по ИТЭР возобновились, как раз равны $50 клинтоновским.
И уголь — не всегда копоть. Подземная газификация, правда, имеет низкий КПД: из угольного пласта удаётся извлечь не более 2/3 заключённой в нём химической энергии. Зато на выходе — газ, по чистоте не уступающий нынешнему природному (и для химического синтеза удобнее).