Основная цель дестабилизации обстановки в регионе, которую неизбежно вызывает смена режимов, – перемешать сложившуюся структуру социального устройства, а это во многом традиционные архаичные формы. В частности, модель устройства, существовавшая в Ливии при Каддафи, – бедуинские кланы и общины, объединённые стратегическим единством политической вертикали. Это этническое устройство, основанное на системе, в центре которой находится этнос, то есть изначальная форма организации жизни традиционных обществ.
Кроме того, несмотря на идеологизированную вертикальную надстройку национального государства светского типа, каждое из этих государственных образований на социальном уровне представляет собой далеко не гражданское общество, как его понимают на Западе, с индивидуумом в центре. Напротив, это в основном общество с коллективной субъектностью, оно не атомизировано, а значит, принципиально отличается от той гражданской биомассы, которая необходима для установления западной демократии свободы.
Политические авторитарные режимы, внешне демонстрировавшие лояльность, не давали «разомкнуться» подконтрольным им территориям, что необходимо для подключения их к глобальной социальной сети. По этой причине даже при полной ориентации элит на Запад сами государства Ближнего Востока и Магриба представляли собой в основном тип «закрытого общества», невосприимчивого к любым новшествам и изменениям. Всё это затрудняло действия американских институтов развития гражданского, открытого общества в этих странах, а формальная лояльность многих политических режимов накладывала дополнительные ограничения, заставляющие считаться с их позицией и мнением.
Все эти формы обладают иммунитетом против модели демократии, насаждаемой США по всему миру, затрудняя действия американских институтов развития гражданского, открытого общества в этих странах. Для того чтобы привить американские формы социальной организации, эти общества должны быть перемешаны, сложившиеся традиционные формы разрушены, а основная часть населения атомизирована. Только в таком формате эти пространства можно подвёрстывать под американские представления о социальном устройстве, вливая туда яд американской демократии.
Одновременно решается и следующая геополитическая задача – ослабление основных центров ислама, которыми до относительно недавнего времени как раз и являлись Ирак и Афганистан и продолжают оставаться Сирия и Иран.
Именно в соответствии с этим планом происходят все последние события в регионе, и здесь нет ничего непредсказуемого, неожиданного, стихийного. Напротив, революции, вспыхнувшие в арабском мире, реализуются в строгом соответствии с американским планом. Всё вполне укладывается в ту логику, которая была разработана в интеллектуальной лаборатории неоконсерваторов.
Итак, для того чтобы начать процесс атомизации «закрытого» кланового общества с коллективной субъектностью в основе своего устройства, такое общество необходимо привести в состояние хаоса, что в итоге должно «открыть» его, распечатать. Для этого традиционное социальное устройство – до сих пор существующая в Северной Африке упорядоченная структура кланов и общин – должно быть перемешано, раздроблено, размолото в песок и в конечном итоге превращено в мелкую гражданскую крошку.
Эта стадия реализации американского плана осуществляется в соответствии с теорией управляемого хаоса, одним из авторов которой является американский математик, стратег, дипломат и политолог Стивен Манн. Если оценивать происходящее с точки зрения формальной логики, то внешне складывается впечатление, что ситуация выходит из-под контроля США и начинает во многих регионах развиваться самостоятельно, по непредсказуемому сценарию. Но если взять за основу те новые модели, которые сегодня реализуются со стороны американских стратегов, то станет очевидно, что здесь запущены сценарии, описанные такими понятиями, как «сетевые войны» и «теория управляемого хаоса».
Задачей аналитической группы под руководством Стивена Манна как раз и является разработка модели нелинейного воздействия на процессы. Смысл его в том, что заранее проектируются лишь граничные условия и конечная цель. Сама тактика, сам процесс продвижения к этой цели может развиваться самым непредсказуемым и хаотичным образом. Собственно, это же и придаёт большей убедительности объяснениям со стороны американцев относительно того, что они непричастны к этим процессам. Но в то же время в конечном итоге поставленная цель реализуется и достигается именно в интересах США, несмотря на все промежуточные, абсолютно непредсказуемые явления. Всё это и являет собой теорию управляемого хаоса. Это новейшая для традиционных классических представлений разработка, и она действительно выглядит достаточно инновационно, вызывающе, революционно, но именно она и реализуется в американских интересах на Ближнем Востоке. Внешняя непредсказуемость здесь как раз запрограммирована.
Теория хаоса применяется к динамическим системам с очень большим количеством подвижных компонентов и представляет собой, по сути, новое нелинейное планирование событий в сложных системах. Сам Манн определяет этот подход как настоящую революцию, которая происходит в науке, формируя новые подходы к военной стратегии, а её влияние может изменить как характер войны, так и эталоны стратегического мышления. «Структура и стабильность находятся внутри самой видимой беспорядочности и в нелинейных процессах», – утверждает учёный. И здесь ключевую роль имеют исходные параметры, ибо, по мнению разработчика концепции, «подобные “хаотические” системы показывают тонкую зависимость от начальных условий».
Согласно этому подходу, реализация плана Greater Middle East была запущена в тот момент, когда исходные параметры и их синхронизация достигли оптимального уровня. Старт реализации данного цикла событий позволил отбросить все условности и начать стремительное переформатирование всего большого пространства Ближнего Востока. На долю медиа в этой ситуации выпала задача убедить мировое общественное мнение в том, что всё начало происходить как-то само собой, что в указанных обществах давно копилось недовольство и что Америка, а особенно её элиты, сами в шоке от происходящего и несут огромные издержки и потери. Это должно было завуалировать инструментальность запущенных процессов. В противном случае массы перестали бы верить в опасность происходящего, а значит, лишили бы стратегов легитимации, что в конечном итоге связало бы им руки.
Следует отметить, что социальная напряжённость и неудовлетворённость населения данного региона уровнем своего благосостояния, что многие политологи определяют в качестве основной предпосылки для начала упомянутых процессов, – существовали в этих обществах и много раньше. При этом уровень экономического развития в государствах, охваченных сегодня «цветными» революциями, всегда очень сильно разнился. Социальные предпосылки для революции есть всегда и в любом обществе. Во всех национальных государствах, вне зависимости от того, где они располагаются, люди хотят жить ещё лучше и всегда есть недовольные. В частности, в период острой фазы экономического кризиса социальные протесты возникали во многих государствах Европы, считающихся оплотом демократии, прав человека и экономической стабильности. Не минули социальные бунты даже саму Америку, и в случае наличия заинтересованной стороны их можно было бы продолжить.