Только войдя в комнату, Сохатый опустил ружье. Сделал знак напарнику.
В квартире, по обе стороны стола, накрытого для ужина, лежали двое. Первый, крупный мужчина лет сорока, был без сознания, лежал лицом вниз, но при этом тяжело дышал, чуть не похрапывая. Второй, чуть постарше, с рассеченным и окровавленным лбом, при виде посторонних поднялся на локоть, но встать самостоятельно сразу не смог.
– Кто из вас Тихонов? – спросил Доктор.
Сохатый прошел в другую комнату. Там было пусто.
– Я, – отозвался человек, приподнявшийся на локтях. – Кто вы?
– Привет вам из Москвы от генерала Астахова.
– Понял. «Альфа»…
– «Альфа» прибудет к утру. Мы – Интерпол, их слегка опередили. Что здесь произошло?
– На пять минут вы опоздали. Старика увезли. У него карта. Надо перехватывать. Желательно до Казахстана. Там у них может быть прикрышка. Номер машины… – Тихонов назвал, с трудом произнося слова, словно у него от боли челюсти судорогой сводило.
– Эта машина не выезжала, – сказал Доктор. – Выехало два джипа. Моя машина повезла Зайца в больницу. У него два ножевых ранения. Еще один ваш парень валяется в кустах с перерезанным горлом.
– У вас мобильник есть? Надо позвонить. Наши забрали.
– Есть… – Доктор достал трубку и передал Тихонову, одновременно помогая ему сесть на полу. – Звоните.
– Как позвонить в райцентр? – спросил Виктор Петрович, пересиливая боль в голове.
– Не знаю. Роуминг должен автоматически подключить курганский узел. Сейчас здесь курганский номер. Куда вы хотите звонить?
– В прокуратуру и в отделение ФСБ. Надо организовать преследование.
– Преследование сейчас организуем. Пожалейте местных ментов. Их просто перебьют. Меня интересуют сами нападавшие. Сколько их было? – Доктор забрал свою трубку.
– Не знаю. В квартиру ворвалось шестеро.
– Башкиры?
– В черной одежде, в черных масках. Лиц не видно.
– «Черные ангелы»! Где их «Газель»?
– Не знаю.
– Дым Дымыч, проверь окрестности! Ангел врачей привезет. Чтобы врачей не перебили… – Сохатый положил на стол, прямо среди тарелок, помповое ружье, совершил какое-то замысловатое движение рукой за спиной и достал откуда-то большой нож с обоюдоострым лезвием. И тут же исчез, передвигаясь быстро и беззвучно, в дверном проеме. А Доктор, проводив помощника взглядом, снова повернулся к Виктору Петровичу. – Трубки, говорите, забрали?
– Чтобы мы позвонить не смогли сразу.
– А вы могли? – Доктор посмотрел на Столбова, который зашевелился.
Тихонов оставил вопрос без комментариев.
– Номера ваших сотовиков?
Тихонов называл, а Доктор уже начал набирать номер.
– Саня!.. Срочно. У меня экстренное сообщение. Объяснять ситуацию некогда. Бери на спутниковый контроль два номера. Это сотовики. Мне нужно знать их местонахождение в настоящий момент. Гриф «срочно». Я начну звонить сначала по одному, потом по другому через пять минут…
3
Говоря по правде, полет одинокого дельтапланериста с вершины Монблана, куда его высадил вертолет, совсем не произвел на Джошуа впечатления. Как долго и как скучно приближался виновник торжества, собравший на смотровой площадке кучу народа! Некоторые рассматривали дельтапланериста в бинокль, в том числе и «старушка» в инвалидной коляске, которой, как Джошуа представлял, в действительности немногим за пятьдесят лет. Но это показалось ему не таким интересным, как казалось ей. Она могла за биноклем скрыть свое смятение, а хотелось ей посмотреть на него – это Джошуа тоже видел. Как это сделать?
И она протянула ему бинокль:
– Не желаете, мистер, полюбоваться? – «Cтарушка» или определила в нем американца, или, скорее всего, знала уже, что он американец, когда в первый раз приходила к нему в номер отеля под видом горничной. Она в тот раз заходила не куда-нибудь, а именно к нему. И знала при этом, к кому заходит. И даже знала, зачем.
А ее смятение, и особенно растерянные глаза ее спутника, молодого человека одного с Джошуа возраста, оказалось приятно наблюдать. Он даже волосатыми пальцами перебирает, теребя полу своей спортивной байковой куртки. Нервные пальцы. Это Джошуа еще вчера в казино подметил.
Приятно чужое смятение. Приятно… Но можно его и увеличить, отказавшись от бинокля.
– Я, к сожалению, наглядно вижу разницу между теми ощущениями, что получает дельтапланерист, и теми, что получаю я. Это то же самое, как отношение, скажем, Франции целиком к какому-то взрыву поезда, и ощущениями тех, кто ехал в этом поезде, или даже ощущениями самих террористов. Недовольство и чувство опасности… Это разные вещи. Точно так же и здесь. Полет и наблюдение за полетом. Я по характеру не из числа наблюдателей.
И он не стал даже дожидаться приземления дельтапланериста. Просто повернулся и пошел к подъемнику.
– Вы не хотите досмотреть до конца? – спросил его спину молодой человек с волосатыми руками.
– Я замерз здесь. И не хочу заработать насморк.
Гольдрайх сказал им то, что хотел сказать – он знает, кто они такие. И видел в их глазах растерянность. Он даже ушел специально, чтобы добавить этим людям беспокойства. Так ему нравилось! Оказывается, это очень приятно – чувствовать за спиной беспокойство.
Арабы начнут суетиться и гадать – не спешит ли Джошуа для того, чтобы сообщить о них полиции? Что они предпримут в этом случае? Что предпринял бы любой другой человек в этом случае? Что вообще делается в этом случае в соответствии с правилами?
Правил Джошуа не знал, но логично было предположить, что арабы попытаются сбежать. Только… Только попытаются ли? Они наверняка считают, что он знает о них больше, нежели есть на самом деле. Вчера они были в казино. Были одновременно с ним. Джошуа узнал волосатую руку, хотя и не видел там «старушку» в коляске. Эта рука несла намек. Словно искала общения с Джошуа. Какого общения, уточнено не было, а общение имеет обыкновение быть как благорасположенным, так и антагонистическим.
Джошуа не понял намек, который ему показали наглядно и настойчиво, не жалея денег, и только его вина в том, что он помог выиграть, много выиграть. Тогда он даже не представлял, от кого этот намек исходит. Но они-то не знают этого. Они-то думают, что он не захотел с ними общаться. Не захотел общаться с террористами. И только что показал им, что не сомневается в роде деятельности, которой они занимаются.
Кабина подъемника ползла медленно и давала время для размышлений.
Как они поступят, если считают свое внимание отвергнутым? И вообще, чем было вызвано это внимание? Зачем приходила эта женщина в номер отеля, переодевшись в горничную? Ведь не взорвать же она его хотела, в самом-то деле! Это глупости! Кто он такой, чтобы его взрывать?