При всех изысканных реверансах, которые принято было в западных столицах в начале ХХ-го века отпускать местным владыкам, Ближний и Средний Восток в это время представлял собой не более чем конгломерат территорий племён и феодальных анклавов, подчинённых той или иной европейской державе. Как и в XVIII-м столетии. Когда все они были разделены между двумя гигантскими империями: Оттоманской Портой и Персией.
Понятно, что на индийском побережье существовали португальские фактории, но уже из Омана португальцы тогда были выбиты персами. Испанцы держали под контролем несколько городов и пару прибрежных пустынных областей в Марокко. Но погоды это не делало. Англия и Франция только нащупывали путь в Азию. Причём даже не государства, как таковые, а куда более поворотливые частные Ост-Индские компании.
Испания и Португалия вообще больше не могли более претендовать в регионе на что-то серьёзное: распад их империй был близок. Италии не существовало как единого государства. Претензии её правительства на Ливию, Абиссинию и Сомали были впереди. Хотя Россия в это время с большим успехом отвоёвывала у Турции Причерноморье, а у Персии Прикаспий.
Местные правители не были слишком лояльны Тегерану и Стамбулу, будь то султаны Марокко, алжирские и тунисские беи, хедивы Египта или вожди афганских пуштунов. Но империи были гибкими, на многое закрывали глаза и с успехом стравливали между собой конкурентов на местах. Как, впрочем, происходило в любых восточных империях. Будь то в Индии, Индокитае, Китае или Эфиопии.
Любая стандартизация, регламентация и попытки центра ввести жёсткую унификацию ничего, кроме восстаний и отделения провинций, нигде и никогда за собой не влекли. Что, кстати, верно и для сегодняшнего дня. Причём не только для Востока. Маневрируя в соответствии с текущей ситуацией, персидские шахи и турецкие султаны добивались куда большего, чем действуя в лоб. Свидетельство чего — вся история их государств.
Можно сколько угодно говорить о бесчеловечной жестокости законов о наследовании высшей власти в Турции, пагубной роли гарема или янычар, коррупции великих визирей и прочих недостатках этого государства. Однако на протяжении почти пяти веков именно Оттоманская Порта держала под контролем весь запад исламского мира, включая Багдад. Что с 1538 года автоматически делало турецкого султана халифом правоверных.
И только отречение султана в 1922-м году сделало этот пост вакантным, включив механизм конкуренции за доминирование в суннитском мире. Причём легитимной эта конкуренция стала только со смертью последнего султана, в 1926-м. Именно тогда и началась борьба за исламское наследие. Была ли это конкуренция за устаревший реликт?
Но король Неджда и Хиджаза Абд аль-Азиз ибн Сауд хорошо знал, зачем провёл уже в 1926-м году в Мекке Всемирный исламский конгресс. Хотя только шесть десятилетий спустя, в 1986-м, его сын, король Саудовской Аравии Фахд, ввёл в действие титул «Хранителя двух благородных святынь».
Точно так же школьный учитель Хасан аль-Банна, основывая в египетской Исмаилии в 1928-м году организацию, названную им «Братья-мусульмане», знал, что и зачем делает. Притом что первый раз его духовные наследники — палестинский ХАМАС — захватили в арабском мире власть только в 2007-м. И то в заштатной Газе.
Только «Арабская весна» 2011–2012 годов бросила к ногам египетских «Братьев-мусульман», тунисской «Ан-Нахды» и близких к ним партий половину Северной Африки. И почти бросила Сирию. Хотя уже в 2013-м ситуация в этом регионе принципиально изменилась.
Впрочем, турецкая «Партия справедливости и развития» — местный клон «Братьев» — без всякой революции, мирным, демократическим путём пришла к власти в Турции ещё в 2003-м. И более чем успешно, хотя и не без проблем, правит этой страной до того самого момента, как была написана настоящая книга.
Что говорит не только о своеобразии турок как народа и турецкого ислама как ислама, а также об отличии турок от арабов. Но и о прагматичной устойчивости именно турецкого политического исламизма. Так как взять власть — это на Востоке максимум полдела. Вот удержать…
Характерно, что когда в своей книге «Стратегическая глубина» ближайший соратник турецкого премьер-министра Ахмед Давутоглу, формулируя стратегию развития страны на десятилетия, подчеркнул, что в основе её — превращение турок в новых Османов, мало кто обратил на это внимание. Как показало время, превращение Турции в Оттоманскую Порту нового типа в качестве турецкой национальной идеи не было всего лишь красивой фигурой речи университетского профессора.
Вопрос о власти на исламском Востоке — вопрос о власти религиозной. И это понимали все, кто им правил. Что стояло на кону после того, как Мехмед Шестой Вахидеддин, последний султан Оттоманской Порты, отрёкся, а четыре года спустя скончался? С точки зрения тогдашних европейских революционеров — сущий пустяк.
Необходимо было понять, является ли кто-то конкретным представителем Б-га на земле. И если нет, то кто и на каком основании полномочен от его, Б-га, имени обращаться к мусульманам, которые придерживаются четырёх канонических суннитских мазхабов. Что есть религиозный пережиток и осколок старого, ушедшего в прошлое мира. Но только не для мусульман.
То есть, повторим, и для Саудидов, и для «Братьев-мусульман» и их наследников речь шла о власти. Формально духовной, только духовной. Фактически же, безусловно, это был вопрос о власти в чисто ленинском понимании темы. Во всей её полноте. Причём, как правило, друг другу исламисты, борющиеся за власть, доверяют ничуть не больше, чем своим противникам.
Исходя из чего рекомендации турецкого премьер-министра Р. Т. Эрдогана по сохранению власти партией исламистов в условиях её неизбежного противостояния со светской оппозицией и армией были восприняты египетским президентом М. Мурси откровенно враждебно. По принципу «будут какие-то турки нас, египтян, учить». В результате чего египетская армия его свергла довольно быстро.
Что примечательно, турецкая внешнеполитическая и внешнеэкономическая экспансия в регионе и за его пределами довольно сильно запоздала по сравнению с иранской. Или, если угодно, персидской. Начало которой фактически положила Исламская революция 1979 года, в результате которой Иран превратился в теократическое государство.
В древности, когда жрецы и правители соревновались между собой в том, кто в доме хозяин, какие-то территориальные анклавы, управляемые духовенством, в Иране, как и в соседнем Двуречье, несомненно, были. Но в исламские времена, как и в предшествующую им тысячу лет, вопрос о том, что власть Царя Царей или шаха может быть оспорена или тем более упразднена, не стоял в принципе.
Страна эта была империей. Точнее, первой в истории человечества мировой империей. Вне зависимости от династии. Лица же духовные пользовались достаточной, но не исключительной властью. Не более. Слабыми правителями они могли с переменным успехом манипулировать. К сильным приходилось приспосабливаться.
Но сама по себе доктрина «Велаят-э-факих», в соответствии с которой религиозная власть главенствует над властью светской, до Исламской революции 1979 года и образования Исламской Республики Иран не имела никаких шансов на реализацию. Не та была страна.