90-е годы ознаменовались в этом самом обществе некоторыми смутными сомнениями. Геноцид, как выяснилось, косовские албанцы, боснийцы и исламские интернационалисты совершали не менее успешно, чем сербы. Попутно оскверняя церкви и устанавливая на контролируемых ими территориях законы шариата в самом мрачном варианте реализации этой идеи.
Близкое знакомство европейцев с албанцами, прибывшими в страны ЕС в качестве эмигрантов, оставляло тяжёлый осадок. Как и волна беженцев и мигрантов из Африки и с Ближнего Востока, затопивших европейские города. Плюс взрывы американских посольств в Кении и Судане. И это было лишь начало.
Война в Чечне в логику сотрудничества Запада с исламистами укладывалась, и многим кажется, что укладывается до сих пор. Теракты в Великобритании, Германии, Испании и Франции, не говоря уже о США, — не очень. Как выяснилось, для проведения успешных атак на Нью-Йорк и Вашингтон ядерная война с СССР была совершенно ни к чему. Как и само существование СССР.
Что, с одной стороны, привело к «крестовому походу против международного терроризма». С другой же доказало, что всем тем, кто принимал это историческое решение, в соответствии со старинной русской пословицей можно было кол на голове тесать.
Поскольку, не добив в Афганистане талибов и «Аль-Каиду», они с успехом свергли режим Саддама Хусейна в Ираке. Который США не угрожал. И в том состоянии, в котором пребывал после неудачной попытки аннексии Кувейта, угрожать всерьёз не мог вообще никому за пределами региона. Хотя соседи его по-прежнему боялись.
Иран от этой «гениальной» операции расцвёл и заколосился. Саудовская Аравия счастливо выдохнула. И главное, «Аль-Каида» получила в постсаддамовском Ираке фантастический плацдарм, который ранее был ей недоступен. Поскольку единственные, кто способен противостоять исламским террористам в арабском мире, — местные авторитарные диктаторы.
Победить терроризм неавторитарными методами, без варварства, насилия и нарушения прав человека можно. Но, к сожалению, только морально и посмертно. Всё прочее — от лукавого. Так что уход со своего поста Мубарака, свержение Бен Али, отстранение от власти Салеха и уничтожение Каддафи в рамках «Арабской весны» было и остаётся лучшим подарком террористам исламского мира после падения режима Саддама.
В итоге Тунис и Ливия, Египет и Ирак стали, в добавление к Афганистану и Пакистану — после ухода в отставку президента Первеза Мушаррафа, опять-таки в соответствии с идеями «вашингтонского обкома», — сплошным поясом террористической активности. Западный берег реки Иордан, Газа и Южный Ливан, а с начала гражданской войны в Сирии и вся территория этой страны дополняют вышеописанную картину.
Хотя Израиль на своей периферии, а также режим Башара Асада в удерживаемых правительственными войсками районах Сирии не без значительных издержек остановили исламистов. Как и военные Египта, свергнувшие правительство «Братьев-мусульман». За что их никто на Западе не поблагодарил.
Что означает, по крайней мере в Сирии и Египте, пробуксовку наступления ислама в его террористическом и политическом формате на светский, поликонфессиональный и многонациональный арабский мир. Там, где от этого мира что-то ещё осталось. Хотя не так-то много и осталось.
Судя по раскладу, сложившемуся накануне свержения Мурси в Египте и перелома в гражданской войне в Сирии, симпатии населения этих стран разделены примерно поровну между Ас-Сиси или Асадом с одной стороны и исламистами с другой. И это значит, что ситуация там патовая.
Притом что Сирия в немалой степени отличается от Египта. В первую очередь значительным количеством террористов-иностранцев, борющихся против режима. Что немало осложнило положение правительства. Хотя и укрепило его социальную базу в светском населении и меньшинствах.
Как бы то ни было, «весенние» прогнозы экспертов насчёт бурного поступательного развития арабской демократии не сбылись. И не могли сбыться по той простой причине, что там, где кролики рассчитывают на сосуществование с удавом, удав останется. А вот кроликов, к их немалому прискорбию, гарантированно съедят. При всей их искренней надежде на «большую капусту». Фазиля Искандера западным политологам читать надо было.
Но ведь негде! По большей части русская литература для экспертов из западного мира заканчивается на Толстом и Достоевском. Для особо продвинутых — на Чехове. Или в лучшем случае на Солженицыне. А они ничего такого не писали. Вот и результат. Иллюзии насчёт всесилия демократии, голливудское шапкозакидательство, инфантильная надежда на то, что всё само устроится ко всеобщему благу…
Слушать всех этих людей, когда они несли чушь насчёт того, к какому процветанию приведёт мир «Арабская весна», было невозможно. И те, кто на них надеялся в арабском мире, в итоге получили жестокий урок. Вся власть, как это было, есть и будет в ходе свержения мусульманских правителей, осталась в руках так называемых умеренных исламистов. Которых со спины подпирали исламисты более чем неумеренные.
Как мы уже писали, «умеренность» тунисской «Ан-Нахды» и египетских «Братьев-мусульман», не говоря о «Братьях» сирийских, — не более чем фигура речи. Добравшись до власти и войдя во вкус, они начали действовать в соответствии с революционной логикой.
И напоролись на тот странный для них факт, что, свергнув лидеров, правивших десятки лет, не только не смогли исправить того, что послужило причиной их падения, но лишь усугубили ситуацию. В связи с чем вскоре встретились с глухой, а затем и открытой оппозицией. И, недооценив её, сыграли на руку контрреволюции — по крайней мере, в АРЕ.
Автор, в отличие от его западных коллег, не склонен идеализировать революционеров. В соответствии с причудами исторического развития он и его семья три поколения подряд, на протяжении большей части ХХ-го века, жили в стране победившей революции. Как и все те, кто дожил до 90-х годов этого века, когда их наследники отказались от риторики насчёт счастья человечества в пользу банковских счетов на Западе.
Так что видел он этих «слуг народа». Во всех видах видел. И полагает, что арабские революционеры как минимум не лучше революционеров отечественных. С учётом же религиозного фактора в его региональном, ближневосточном, варианте, скорее, они хуже. И намного.
Что до «Весны народов», реальность революционного процесса сильно отличается от того, что пишут о нём историки, литераторы и «пикейные жилеты» в блогах, Твиттере или Фейсбуке полтора столетия спустя. В том числе потому, что, как правило, по-настоящему большие революции идут не просто сериями, о чём мы говорили, но сериями неровными. Пульсирующими.
Они прерываются на контрреволюции, периоды стабильности и войны — гражданские или региональные. Причём периоды стабильности — «застоя» — в общем графике занимают не так уж много времени. Не очень ясно, почему то, что происходило в Европе в XIX-м и ХХ-м веках, должно идти по другому сценарию на Ближнем Востоке в XXI-м столетии.
Переведём на простой русский язык с высокого академического «штиля». Что началось свержением режима — монархии или военной диктатуры — всё равно неизбежно кончается не плясками на площади. Будь то Пляс-де-ла-Бастиль или Тахрир. Но борьбой за власть. Кровавой и жестокой.